«Сочинять стихи, достойные стать рядом с народной песней и считалкой, умеют только поэты, которые живут с народом общей жизнью и говорят его языком. Таким поэтом представляется мне Джанни Родари. В его стихах я слышу звонкие голоса ребят, играющих на улицах Рима, Болоньи, Неаполя», – так писал почти полвека тому назад Самуил Яковлевич Маршак, объясняя, почему он перевел на русский язык стихи тогда еще никому не известного итальянского поэта .
Литературная судьба Родари парадоксальна. Его стихи и сказки получили самое широкое признание детей и взрослых в 1950-х годах в Советском Союзе и только затем на родине, в Италии, а потом и во всем читающем мире. В 1970 году Родари был отмечен самой почетной наградой в области детской литературы – Международной премией имени Ханса Кристиана Андерсена. Один из русских переводчиков писателя, Л. М. Тарасов, знавший Родари в годы его всемирной славы, вспоминал: «Писатель-сказочник всегда оставался человеком удивительно скромным, даже застенчивым… У него было подвижное лицо истинного итальянца, в выразительных глазах то и дело возникали лукавые искорки. И хоть он был сдержан в проявлении чувств, в дружеской беседе его мысль лилась свободно, восхищая обилием оригинальных мыслей, меткостью наблюдений и безграничностью фантазии».
Поэт и писатель, журналист и педагог, общественный деятель и добрый друг детей Родари прожил недолгую (он скоропостижно скончался в апреле 1980 года на шестидесятом году жизни), но необыкновенно яркую, наполненную творческим трудом жизнь. Родился Родари в октябре 1920 года в небольшом городке северной Италии Оменья. О своем трудном детстве мало рассказывал. Известно, что отец его владел маленькой пекарней и магазинчиком при ней. «Слева – тестомешалка, прямо – белая изразцовая печь, то открывающая, то закрывающая пасть, – вспоминал позднее писатель, – и отец-хлебопек: вот он замешивает тесто, формует булки, сует их в печь, вынимает… Специально для нас с братьями, зная, что мы до них очень охочи, он каждый день выпекал дюжину особых, непременно поджаристых булочек». «Чем пахнут ремесла?» и «Какого цвета ремесла?» Родари знал с юных лет:
Вот перед вами
Булочник белый.
Белые волосы, брови, ресницы.
Утром встает он
Раньше, чем птицы.
Отец умер, когда мальчику исполнилось девять лет, и мать вынуждена была идти работать в услужение. Но, тем не менее, образование сыну сумела дать, определив его на полное обеспечение в духовную семинарию. Какое-то время мальчик играл на скрипке. Увлечение музыкой осталось навсегда. Очевидно, потому так ритмичны и музыкальны его стихи. Не случайно, что чудесному Джельсомино, который пел «так прекрасно, с таким чувством, таким звучным голосом», посвящена одна из наиболее известных повестей Родари «Джельсомино в стране лжецов» .
Священником юноша не стал. Сначала он учительствовал, давая частные уроки, потом перешел в начальную школу. И тут-то впервые раскрылся уникальный талант Родари – его редкостный дар общения с детьми – рассказывать о сложном просто, с выдумкой, сочинять на ходу всякие небывальщины, не имевшие прямого отношения к уроку, но будившие фантазию детей. О своих педагогических опытах Родари так рассказывал: «Когда я был учителем, я вызывал к доске двух учеников, одного просил написать слово на видимой стороне доски, другого – на оборотной. Этот небольшой подготовительный ритуал имел определенный смысл. Он создавал атмосферу напряженного ожидания, сюрприза. Если ребенок писал на виду у всех слово «пес», то оно уже было особым словом, готовым в необычной ситуации к тому, чтобы стать участником некоего непредвиденного события. «Пес» уже был не просто четвероногим, он был героем приключения, вымышленным персонажем, полностью находящимся в нашем распоряжении. Повернув доску, мы обнаруживали, предположим, слово «шкаф». Дети встречали его взрывом смеха… Отдельно взятое слово «шкаф» не заставит никого ни смеяться, ни плакать. Оно инертно, бесцветно. Но «шкаф» в паре с «псом» – это совсем другое дело. Это уже открытие, изобретение, стимул».
Такое завлекательное начало давало детям, направляемым учителем, возможность весело, с юмором придумывать историю, например, про некоего профессора, доктора Полифемо, который обнаруживает в платяном шкафу пса. Вежливо помахивая хвостом, пес подает ему лапу, но покидать свое убежище не желает. Доктор в ванну – там тоже в шкафчике собачка, в кухонном шкафу среди кастрюль – третья, в мойке – четвертая… Доктор мог бы прогнать собак, но он любит и жалеет их. Полифемо идет в магазин, покупает 10 килограммов мяса и кормит собак, и так каждый день. К нему перестают ходить пациенты, а соседи начинают сплетничать, что доктор прячет у себя опасных шпионов. По доносу соседей к доктору приходят с обыском полицейские – и тут-то все и выясняется.
Вот такая фантастическая история всего из двух слов «пес» и «шкаф». Читатель вправе сказать: «Это бессмыслица!» Но… бессмыслица могла так и остаться бессмыслицей, не разбудив воображение детей.
Учительство было прервано войной: Родари уходит сражаться с фашистами в ряды Сопротивления и в 1944 году вступает в члены итальянской коммунистической партии. После войны он журналист; публикуется в газете итальянских коммунистов «Унита» («Единство»), на страницах других печатных органов Италии; до последних дней жизни, будучи уже известным писателем, сотрудничает с социалистической газетой «Паэзе сера» («Вечерняя страна») . С работой в газете связано и рождение Джанни Родари как детского поэта и писателя. Однажды главный редактор «Унита» в порядке партийного поручения предложил молодому журналисту организовать на страницах газеты веселый уголок для детей итальянских рабочих. «Я представил себе, что на меня устремлены глаза моих учеников, – вспоминал поэт, – что они ждут от меня сказки или веселой истории… Так я начал писать для малышей».
Думая о детях, он не может не встать на их защиту от угрозы войны. И его поэтический дар служит для этого верным оружием.
Прочти эту песню.
Смешную чуть-чуть,
А после
Подумать над ней не забудь!
Если бы реки
Стремились обратно.
Если б касторку
Пить было приятно,
Если бы шили
Штаны из тумана,
Если б из крана
Бежала сметана,
Если б из рыбы
Варили варенье,
И было б в неделе
Три воскресенья.
Если б в садах,
Как айва и лимоны.
Росли бы
Баранки,
Буханки,
Батоны,
И если бы завтра
В каждой стране
Воздвигли бы
Бронзовый памятник мне. –
Я крикнул бы громко:
«Мне этого мало!
Давайте утопим
Все пушки сначала!»
Так в шутке, импонирующей детям, поэт развенчивает войну, зовет каждого стать в ряды борцов за мир. Интернационализм Родари – это ум и сердце поэта. Любовь к своей несчастной Родине идет рядом с любовью к другим народам .
Родари хорошо знал круг своих будущих читателей, кому надо писать честно, правдиво и весело. Кажется, что его стихи, которые он сам назвал «филастрокки», пришли из народного фольклора Италии: рифмованные чепушинки, похожие на наши детские считалочки и стихи для малышей, вроде «На золотом крыльце сидели…» или «Сорока-ворона кашку варила». Вот, к примеру:
Филастрокка для Сусанны,
Что обожает сметану,
Любит свой велосипед –
Вы посмотрите ей вослед:
Это вовсе не ребенок,
Не ребенок, а котенок –
Маленького ростика,
Не хватает хвостика…
Впрочем, хвостик тоже имеется,
На голове, разумеется.
Я не выдумал это из пустоты –
Ведь Сусанна – это ты.
Стихи Родари обращены к детям всей земли. С большой силой они развивают столь важную для детской литературы интернациональную тему. В то же время они и о радости. О животворном детском смехе…
…Если бы дети
На целой планете
Все засмеяться сразу могли
Только раздастся команда:
«Пошли!» –
Вот бы земля задрожала от смеха
Смеху бы вторило гулкое эхо,
Будто бы рухнула разом гора
Звонкого золота и серебра…
Улыбка мечты освещает стихи Родари – мечты не созерцательной, а действенной. Потому что стихи эти направлены на воспитание борцов за лучшее будущее родины поэта, борцов против социальной несправедливости.
Однажды поэт получил письмо от простой итальянской женщины: «Напиши стихи для моего мальчика. Мы живем в подвале, и очень хотелось бы доставить сыну радость…»
Родари написал такие стихи.
Чиччо в подвале живет у помойки,
Спит на скрипучей расшатанной койке.
Стол хромоногий да табурет –
Больше в подвале мебели нет.
Там наверху, за окошком подвала,
За день народу проходит немало.
Если забраться в углу на мешки,
Можно считать за окном башмаки.
Есть на земле и сады, и поляны.
Тысячи брызг рассыпают фонтаны.
В темном подвале по стенке всегда
Медленной струйкой стекает вода.
Мокрую стенку потрогает мальчик
И пососет свой измазанный пальчик.
Улыбка в них грустная, но строки их проникнуты страстным желанием, чтобы улыбнулся маленький Чиччо – будущее итальянского трудового народа .
От этих малышей нельзя заслонить печальную действительность страны с тысячами безработных, с бесстыдством эксплуататоров, с нелегкой жизнью трудящихся. Против всех, кто мешает строить лучшую жизнь на земле, и направлены строки поэзии Родари. Строки насмешливые и сатирические. В открытках с вредными видами городов поэт замечает другой мир – совсем не парадный. Видит венецианцев, которые не поют баркаролы, неаполитанцев, которые не глазеют на вулкан и не пляшут тарантеллу. Видит в Неаполе, городе яркого света, кривые переулки, темные и тесные, «без неба, солнца, без моря, без песен».
Поэт рассказывает о римской площади, где в воскресенье у фонтана сидят матери и бабушки с детьми. Отцов там не найдешь –
Работают дома сегодня отцы,
Чтоб семьи с концами сводили
концы.
Взор поэта проникает и на вокзал, где ночует безработный, делая вид, что ожидает поезда, и в поезд бедняков, где десятки ребят спят, свернувшись, на чемоданах, и в вагон бедняг эмигрантов, незадачливых искателей счастья на чужой земле, и в солдатский эшелон, где солдаты поют лихую песню:
Машинист любезный наш,
Ну-ка, маслом поршни смажь.
Мы по горло сыты, брат, войной.
Слушай, малый, поворачивай
домой!
…С уничтожающей насмешкой рассказывает Родари детям о тех, кто сам никогда не работает и живет только чужим трудом. Начиная с исторического гротеска о «лентяйской династии, что царила когда-то», и кончая современными автору собственниками с белой кожей и черными делами…
С сочувствием, уважением и любовью рисует Родари-поэт людей труда, людей скромных профессий: булочника, столяра, маляра, шофера, кондитера, крестьянина, рыбака, кочегара… Здесь перед нами и жизнерадостный лудильщик, «врач сковородок, профессор котлов», и человек на подъемном кране, и рыбак, чья шутка – с оттенком горечи, и бедняжка служанка, которой приходится туго от строптивой хозяйки.
Здесь чистильщик сапог, определяющий человека по его обуви. Наиболее достойные не завсегдатаи кафе, владельцы лаковых штиблет, а те, чьи шаги полны гордости, – хозяева запыленных и стоптанных сапог, участники рабочей демонстрации.
«Веселый человек растет быстрее», – сказал как-то Родари. Средствами художественного слова поэт растил веселых людей. В наибольшей степени этому важному делу помогали и продолжают помогать его необыкновенные сказки. И прежде всего самая прославленная из них – «Приключения Чиполлино», изданная в русском переводе уже несколько десятков раз.
Кто из детей не знает находчивого и изобретательного Мальчика-Луковки, старшего сына Чиполлоне, брата семи братьев, члена честной простой семьи, обитавшей в деревянной лачуге чуть побольше ящичка для огородной рассады?
Эту сказку иллюстрировали лучшие художники, и воспроизведенный ими Чиполлино вызывал полное доверие маленького слушателя-читателя как реально существующий. Как, впрочем, и многие другие выразительные персонажи сказки. Даже отрицательные. Например, принц Лимон или кавалер Помидор.
Да, сказочный, как говорится, ансамбль создан здесь автором со строгой художественной и логической последовательностью. Все действующие лица сказки о приключениях Чиполлино – овощи, фрукты, ягоды. Но во всех поступках, приключениях, похождениях этих фруктово-овощных героев сквозит реальная действительность родной страны писателя и даже более – реальность тех стран, где люди из народа, люди скромного труда, неимущие и зачастую бездомные, находятся в рабской зависимости от чванливых бездельников-аристократов и их приспешников. Где злобные собственники всегда правы, а бедняки – всегда виноваты. Разумеется, в сказке торжествует справедливость – для добрых героев все кончается благополучно, но благодаря их энергии, храбрости, изобретательности. А злые персонажи получают по заслугам .
Иную форму воплощения гуманистической идеи, мысли о социальной справедливости мы видим в другой сказке Родари с загадочным названием «Путешествие Голубой Стрелы».
«Голубая Стрела» – это превосходный игрушечный поезд, который в одну прекрасную ночь исчезает с витрины хозяйки игрушечного магазина, синьоры Феи, без пяти минут баронессы. Вместе с поездом исчезают все игрушки, движимые стремлением подарить себя детям, не имеющим возможности их купить.
В «Приключениях Чиполлино» писатель вдохнул живую душу в овощи и фрукты. В «Голубой Стреле» он оживил, заставил разговаривать и действовать игрушки, придав большое своеобразие этому традиционному приему – дело ведь не в том, что игрушки оживают, а в том, что они осуществляют доброе и благородное намерение. В повести «Джельсомино в стране лгунов» изобретательность сказочника идет еще дальше. Там оживает – и не только оживает, но и становится важным действующим лицом повести – маленький котенок, нарисованный девочкой на колонне. Та оживают изображенные художником животные, как только художник догадался сделать их близкими к натуре. Там нарисованные им фиалки чудесно благоухают, а нарисованный обед отлично насыщает.
Но не это главное в повести о Джельсомино. Главное тут – судьба простодушного деревенского паренька, обладающего превосходным голосом, в стране, где все наоборот, где правда преследуется как самое тяжкое преступление. Могучий голос Джельсомино, помощь его друзей ведут к краху владычество пирата Джакомона, бегству самого властителя. В царстве лжи восторжествовала правда.
Сказка – как и все повести Родари – на грани реальной действительности. Гипербола гиперболой, фантастика фантастикой, а не так ли в иных из современных писателю государств преследовалась правда, возвеличивалась ложь?
Кроме больших сказочных полотен, как, например, еще «Небесный торт», у Родари есть и маленькие сказочки, острые и яркие, многотемные и многогранные, где «словам тесно, мыслям просторно». Они объединяются в цикл «Сказки по телефону». Путешествующий отец рассказывает их по междугородному телефону маленькой дочке, которая не в состоянии уснуть без сказки. Этим и объясняется вынужденная краткость рассказываемого .
То, что дети с удовольствием читали и легко заучивали его стихи, – тому свидетельство письма в «Детский утолок». Бесчисленные вопросы подтолкнули Родари на изобретение своего «Почему», который обо всем хочет знать и может отвечать на любой вопрос в коротком рассказе, содержащем максимум информации, но обязательно веселом и со стихами. Так, на вопрос «Для чего к письмам наклеивают марки?» «Почему», т.е. Родари, отвечал в таком примерно плане: «Письма и почтовые открытки – это маленькие путешественники. Из города в город они едут на поезде, плывут на пароходе или даже летят на самолете. Но ведь, как и всякому путешественнику, письмам нужны проездные билеты. Поэтому каждый, кто посылает письмо, должен купить ему и билет – почтовую марку. Почтовые марки придуманы в Англии сто сорок лет тому назад. Марка – вещь очень полезная и даже красивая, только вот, по-моему, англичане ее немножко недоизобрели: лизать оборотную сторону марки, когда наклеиваешь ее на письмо, не доставляет никакого удовольствия. Ну неужели нельзя было придумать для марок клея повкуснее!
Марки невкусным
Намазаны клеем,
Мы часто с дочуркой
Об этом жалеем.
Красивую марку
Дочурка лизнет,
Скорчится, сморщится
И – заревет!
Скорее придумайте
Марку отличную,
Которую клеит
Варенье клубничное!
«Ура» троекратное
Маркам почтовым,
Намазанным сладким
Сиропом фруктовым!
Абсурдная сказка «Жил-был дважды барон Ламберто» написана Родари незадолго до смерти. Адресуя свое последнее произведение взрослым, Родари отступает и от привычной манеры письма. С одной стороны, здесь приглушены привычные для него задорные интонации, он более лиричен и задумчив, особенно в описании природы хорошо знакомых с детства мест. С другой стороны, здесь почти нет черной и белой красок, правые и виноватые не раз меняются местами. У сказки открытый финал: неизвестно, какое будущее ждет барона Ламберто, превратившегося к концу повествования в подростка. Кроме того, Родари предлагает читателям, недовольным финалом, заменить его собственным, добавив к книге главу или две, «да хоть тринадцать». Последнюю фразу сказки – «Никогда не следует бояться слова» – можно воспринимать как завещание писателя .
Итоговой книгой Джанни Родари, в которой он обобщил свой опыт педагога, писателя, журналиста, много и плодотворно работавшего с детьми и для детей, стала «Грамматика фантазии. Введение в искусство придумывания историй». В книге, насчитывающей 206 страниц, 44 главы и 17 отдельных комментариев к ним, главки маленькие, лаконичные, очень емкие. Уже одно перечисление названий дает представление о характере содержания: «Бином фантазии», «Что было бы, если…», «Конструирование загадок», «Сказки наизнанку», «Салат из сказок», «Игрушка как персонаж», «Игры в сосновой роще»… Не менее интересны и комментарии: «Слово, которое играет», «Загадка как форма познания», «В защиту «Кота в сапогах»…
В шутку автор именует свой труд мини-книжкой, микрокнижкой, книжечкой, книжонкой, книжоночкой… Признаваясь все-таки, что этой книжонкой он доволен. Немудрено: ведь она стала оружием борьбы за фантазию, своего рода веселым учебником для всех, кто имеет дело с детьми и еще не овладел высоким искусством детской игры. «Грамматику фантазии» прочли многие тысячи учителей и даже («по ошибке», замечает Родари) некоторые ребята.
Для Родари игра и творчество едины. Об этом свидетельствуют его литературный труд в целом, форма и характер его сатирических сказок.
Как сложилось его своеобразное руководство, его беседы, советы детского писателя о способах развития литературной фантазии у детей?
Сложилось все это из рассказов-импровизаций. Рассказывая ребятам, Родари завел «тетрадь фантастики». В тетрадь заносились не сами рассказанные им истории, а приемы, которыми они создавались.
Впоследствии писатель вел об этом беседы в различных взрослых аудиториях.
Развитие фантазии у детей он связывает с развитием свободного владения словом. Развивая фантазию, ребенок учится владеть словом. Умение это должно стать достоянием всех детей без исключения, а не только так называемых одаренных.
Общую идею «Грамматики фантазии» автор определяет так: «Мы помогаем детям проникать в действительность, через окно, минуя дверь. Раз это интереснее, значит – полезнее».
Развивая такую мысль, Родари предлагает воспитателям и учителям для творческой игры с детьми разные варианты стихов-фантазий, стихов-нелепиц, подобных поэтическим шуткам классика английской детской литературы Эдварда Лира. Предлагает конструирование загадки и лжезагадки, уже содержащей в себе ответ. Наибольшее же место в таких беседах Родари уделяет сказке. Не просто сказке как материалу для чтения или рассказывания, не сказочному жанру как предмету исследования, а сказке как неисчерпаемому и животворному источнику игры .
К самостоятельному чтению ребенок приближается не только тогда, когда мы читаем ему сказки и рассказы, а он слушает. Очень важно; умеем ли мы сами и учим ли его рассказывать и пересказывать то, что ему прочитали он сам прочитал. Дело в том, что сказка, услышанная от взрослого в пересказе, может воздействовать на воображение и чувства ребенка не слабее оригинала. В минуты пересказа, когда взрослый может смотреть ребенку в глаза, а не только в книгу и следить за каждым его душевным движением, устанавливается тесное общение старшего с маленьким.
Но беда вся в том, что мы, взрослые, пересказывать не умеем. Много причин этому: и то, что в школе, в младших кассах, маловато учили нас пересказу, а старших не учили риторике, и то, что коснулась нас наша общая беда – отсутствие подлинной языковой культуры, когда все привыкли выступать по бумажкам, когда утрачены традиции живого, непосредственного, тут же рождающегося слова.
Нарушена и прекрасная традиция, возникшая еще до того, как появилась письменность, и оставшаяся многие столетия живой и в пору письменности, – традиция устного пересказа детям былин и сказок, историй и потешек. Ведь сказка так и существовала раньше – только в устной форме. И лишь позже, обработанная фольклористами и писателями, приобрела литературную, книжную форму.
«Бабушка, расскажи сказку!» – это слышалось еще не так давно… А сегодня почти всегда звучит: «Прочти!» И после прочтения большинство родителей, что называется, считают свою задачу выполненной. Поэтому и не включается у детей важный канал общения – общения по поводу прочитанного. Общения, когда пересказ и обсуждение прочитанного помогают уточнить непонятное, обменяться чувствами и впечатлениями.
Значит, пересказ. Прежде чем ответить на вопрос, как же взрослым учиться пересказу, надо для начала решить для себя: а стоит ли тратить на это время?
О духовном общении с ребенком по поводу прочитанного мы уже сказали. Но есть и другое, не менее важное: это, во-первых, речевое развитие детей, а во-вторых, и собственное развитие родителей.
«Мыслительная деятельность, – писал выдающийся советский психолог Л. С. Выготский, – начинается со словесного или двигательного диалога между ребенком и его родителями. Самостоятельное мышление начинается тогда, когда ребенку впервые удается начать «поглощать» эти беседы, переваривать их внутри себя». Эти диалоги, по наблюдению Дж. Родари, происходят на разных языках. Для матери или отца – это ласковые причмокивания, поощрительные возгласы и улыбки, то, что от раза к разу приучает ребенка узнавать родителей и отвечать им на своем языке: двиганием ножек, мелодичным гулением. Родители, особенно матери, разговаривают с ребенком без устали с первых же недель его жизни, как бы стараясь обволакивать свое дитя теплым облаком нежных слов.
В своей «Грамматике фантазии» Дж. Родари пишет: «Зачастую изобретательная материнская речь превращает обычный ритуал купания, переодевания, кормежки в игру фантазии: каждое свое движение мать сопровождает какой-нибудь выдумкой, присказкой. «Я уверена, что, когда я надеваю ему башмачки на ручки, а не на ножки, ему смешно», – говорит одна мама. А другая мама вспоминает, как веселился ее шестимесячный малыш, когда она, вместо того чтобы поднести ложку к его рту, делала вид, будто хочет накормить собственное ухо. Малыш радостно елозил и требовал повторить шутку».
А одной находчивой маме сочиненная ею сказка – история про Пуговку – помогла ее сынишке рано научиться самостоятельно застегивать пуговицы: раз за разом она, одевая его, повторяла историю про Пуговку, которая все искала свой Домик и никак не могла его найти; когда же, наконец, попала в Дверь, то была довольна-предовольна. Не удивительно, что малышу скорее хотелось помочь Пуговке найти свой Домик, что он и делал своими пальчиками.
Разговор о примерах сочинительства родителями сказок для детей с их младенчества не случаен, ибо именно опыт сочинения собственных сказок и поможет научиться живо, красочно, творчески передавать сказки других авторов.
Итак, пересказ сказки. Как порой трудно бывает восстановить в памяти все повороты ее сюжета! Да еще вечером, после напряженного рабочего дня! А малыш просит: расскажи сказку… Что же поможет нам свободно запоминать сказки с самыми разными сюжетами? Прежде всего, ориентировка в самих типах сказок и их сюжетов. Освоив это, родители смогут вместе с детьми не только свободно пересказывать, но и сочинять новые сказки, и ребятишки, безусловно, с восторгом оценят эти открывшиеся возможности.
Проанализировав структуру народной сказки, выдающийся исследователь фольклора В. Я. Пропп сформулировал следующие три принципа ее построения:
1) постоянными, устойчивыми элементами сказки служат функции действующих лиц, независимо от того, кем и как они выполняются;
2) число функций, известных волшебной сказке, ограничено;
3) последовательность функций всегда одинакова.
Согласно системе Проппа, этих функций – тридцать одна, а если учесть, что они еще варьируются, видоизменяются, то материала вполне достаточно для того, чтобы мы смогли себе представить структуру любой волшебной сказки (подчеркнем — речь идет о сказках фольклорных; литературная, авторская сказка этим законам не подчиняется). Вот они, эти функции:
1. Отлучка кого-либо из членов семьи.
2. Запрет, обращенный к герою.
3. Нарушение запрета.
4. Выведывание.
5. Выдача.
6. Подвох.
7. Невольное пособничество.
8. Вредительство (или недостача).
9. Посредничество.
10. Начинающееся противодействие.
11. Герой покидает дом.
12. Даритель испытывает героя.
13. Герой реагирует на действие будущего дарителя.
14. Получение волшебного средства.
15. Герой переносится, доставляется или приводится к месту нахождения предмета поисков.
16. Герой и антагонист вступают в борьбу.
17. Героя метят.
18. Антагонист побежден.
19. Беда или недостача ликвидируется.
20. Возвращение героя.
21. Герой подвергается преследованиям.
22. Герой спасается от преследования.
23. Герой неузнанным прибывает домой или в другую страну.
24. Ложный герой предъявляет необоснованные притязания.
25. Герою предлагается трудная задача.
26. Задача решается.
27. Героя узнают.
28. Ложный герой или антагонист изобличается.
29. Герою дается новый облик.
30. Враг наказывается.
31. Герой вступает в брак.
Попробуйте, к примеру, приложить эту схему к «Сказке о мертвой царевне и о семи богатырях». Вы обнаружите тот же факт, что и знаменитый современный сказочник Джанни Родари. Обучая учителей начальных классов и детей сочинять сказки с применением «пропповских функций», он сделал вывод, что не во всех сказках наличествуют все функции: строгая их последовательность может и нарушаться; возможны перескоки, добавления, синтез. Однако это не противоречит основному движению сказки. Она может начинаться с первой функции, с седьмой или с двенадцатой, но (если это, конечно, сказка старинная, истинно фольклорная) вряд ли она будет возвращаться вспять, дальше она пойдет по схеме Проппа.
Например, функция, именуемая «отлучкой» и поставленная Проппом на первое место, может осуществляться любым персонажем, почему-то покидающим родной дом: это может быть принц, отправляющийся на войну, отец на пороге смерти, купец, собравшийся в дальний путь по делам, один из родителей, уходящий на работу (наказав детям – это и есть запрет – никому не открывать дверь или не притрагиваться к какому-нибудь предмету).
Дж. Родари очень метко замечает: если сравнить приведенный перечень функций с сюжетом любого приключенческого фильма, то можно обнаружить очень много совпадений и соблюдение почти того же порядка функций. Вот что значит традиция сказки, как она нетленна, как прочно живет в человеческой культуре.
Пользуясь «пропповскими функциями» можно строить бесконечное множество рассказов, подобному тому, как можно сложить сколько угодно мелодий, располагая семью нотами.
В своем семинаре Дж. Родари сократил число функций до двадцати, кое-какие опустив, а иные заменив тем же количеством сказочных тем. Друзья Родари – художники изготовили двадцать игральных карт, на каждой из которых значилось краткое название соответствующей функции и был дан рисунок (кстати, прекрасная идея для детских издательств):
1. Предписание или запрет.
2. Нарушение.
3. Вредительство или недостача.
4. Отъезд героя.
5. Задача.
6. Встреча с дарителем.
7. Волшебные дары.
8. Появление героя.
9. Сверхъестественные свойства антагониста.
10. Борьба.
11. Победа.
12. Возвращение.
13. Прибытие домой.
14. Ложный герой.
15. Трудные испытания.
16. Беда ликвидируется.
17. Узнавание героя.
18. Ложный герой изобличается.
19. Наказание антагониста.
20. Свадьба.
Преимущества пропповско-родариевских карт очевидны: каждая из них – целый срез сказочного мира. Для детей, хоть сколько-нибудь приобщенных к сказочной лексике, к сказочным темам, в одной такой карте звучит хор многих волшебных голосов. Но, для того чтобы перейти к самостоятельному сочинительству сказок, надо все же иметь уже достаточно богатый набор сказочных образов, накопленный по ходу слушания и чтения.
Вот несколько наблюдений Дж. Родари за процессом сочинения сказок детьми по пропповским картам. Ребята любят тасовать карты и придумывать свои правила: например, строить рассказ на вытащенных наугад трех картах, или начать сочинять с конца, или поделить колоду пополам и действовать двумя группами, соревнуясь, у кого рассказ получится занимательнее. Бывает, что на мысль о сказке наводит одна-единственная карта. Так, карты с изображением «волшебных даров» одному ученику оказалось достаточно, чтобы придумать историю о ручке-самописке, которая сама делает уроки.
А вот как дети связывают функцию «запрет» со своим собственным опытом. Прочитав слово «запрет», ребенок тотчас вспоминает про разного рода запреты, практикуемые в семье («не трогай», «с водой не играют», «оставь молоток»). Сам того не сознавая, ребенок заново переживает свое первое соприкосновение с вещами, когда одно только материнское «да» или «нет» помогало ему отличить дозволенное от недозволенного. Запрет для ребенка – это также его столкновение с авторитарностью школы. Но в запрете есть и положительное (ведь запрет и предписание по функции своей равнозначны). Например, знакомство с правилами игры «Так можно, а так нельзя» – и есть начало осознания ребенком границ своей свободы, определяемых жизнью и обществом, один из путей обретения опыта жизни среди других и сотрудничества с людьми.
Одним из интереснейших является и задание, придуманное Дж. Родари в «Грамматике фантазии». Оно называется «Стеклянный человечек» и описывается так. «Пусть, раз уж на то пошло, нашим героем будет стеклянный человечек. Он должен будет действовать, двигаться, заводить знакомства, подвергаться всякого рода случайностям, быть причиной определенных событий в строгом соответствии с материалом, из которого он, согласно нашему замыслу, сделан».
«Пусть мне не говорят, что вместо сказок из стекла лучше делать окна, а из шоколада – пасхальные яйца, в такого рода историях простора для фантазии больше, чем в каких бы то ни было. Я эти «качели» между реальностью и вымыслом считаю в высшей степени поучительными, более того, даже обязательными: переиначивая реальность, фундаментальнее ею овладеваешь».
Последнее замечание Дж. Родари чрезвычайно важно, именно оно позволяет нам оценить огромную развивающую силу сочинения сказок подобного типа .
Поможем написать любую работу на аналогичную тему