Одно из важнейших событий жизни Буткевича, которое он описывает в своих записках – это его визит в Рим в 1850 году, целью которого было добиться своего утверждения на епископскую кафедру в Августове (этого, к слову, он так и не добился). Представитель римско-католической церкви, как он оценивает ее главу, его политику и окружение, римский двор? Каким представляется ему состояние римских церквей и, как он относится к богослужениям? Как он оценивает русскую миссию при папском дворе и ее деятельность? И, наконец, какого он мнения о польских эмигрантах, ведущих активную деятельность в том числе и в Риме?
Картину состояния папства Буткевич показывает, описывая состояние папского дворца: «Все эти залы отличались чрезвычайною бедностью: кроме деревянных скамеек и табуретов, выкрашенных масляной краской, ничего в них не было; пол кирпичный, окна обыкновенные, запущенные, только на стенах и на закопченных потолках красовались фрески знаменитых художников». Буткевич составил во время пребывания в Риме описание всех церемоний, отправляемых там в важнейшие праздники и пришел к выводу, что все римские церемонии «носят на себе характер чисто театральных представлений, без малейших следов благочестия» (в этом он, к слову, солидарен с императором Николаем, который говорил, что «вера на Западе упала повсеместно, в самом Риме я видел её только в наружных формах, но в сущности не было»).
Буткевич, конечно, в целом не отзывается о папе негативно, но приводит в его адрес несколько упреков. Пий IX во время аудиенции упрекал его в излишней преданности правительству, хотя в контексте ближайших революционных событий излишняя преданность правительству не должна была считаться таким уж недостатком. «Трудно было ему винить меня в том, в чем у себя так строго наказывал всех провинившихся в последнюю революцию». Разумеется, Буткевич недоволен тем, что на папу имеют слишком большое влияние польские эмигрантские католические круги, которые составляют у папы ложное мнение о самом Буткевиче и о многом другом. Также Буткевич с горечью упрекает папу в том, что в деле конфискации церковных имуществ папа, «столько ратовавший, пока дело только еще предполагалось, стал равнодушен и умолк, когда проект приводился в исполнение с величайшим для духовенства ущербом».
Буткевич красноречиво выражает свое мнение о папском дворе и кардиналах. В первую очередь, он крайне возмущен тем, как до Рима доходят сведения о положении дел в Царстве Польском. «В Риме вообще все идет наоборот: там верят самым невероятным сплетням, и там всегда бывает прав первый, хотя бы лгал самым бессовестным образом, а последний был всегда виноват, и от него не принимались уже никакие доказательства». Там верят всем доносам и клевете на него. Он весьма нелицеприятно характеризует основные черты римской политики: «Вместо содействия умственному развитию, вместо признания прав человека и цивилизации христианской, признали они более полезным для человечества крайний деспотизм религиозный, какой царствовал в средние века. Все подчинить себе и везде распоряжаться произвольно – вот цель Римской политики». Буткевич довольно близко общался в Риме с некоторыми кардиналами, в частности с Феррари, Барнарбо и Ориоли. Конечно, мнение о них во многом зависело от того, насколько они способствовали успеху его дела. Первый из них, к которому Буткевич испытывал неприязнь, был необразованным итальянцем, начавшим свою карьеру с подметания костелов. Взаимопонимание между ним и Буткевичем осложнялось также тем, что кардинал говорил только на итальянском и латыни, притом на латыни изъясняться сам Буткевич находил не очень удобным. Кардинал находил странным, что поляки служат русскому императору, «вероотступниками называл он чиновников, посещающих в табельные дни православные храмы, а людей, посещающих русские дома, считал еретиками, проклятыми навсегда». Именно он поручил Буткевичу составить записку о состоянии католической церкви в Царстве Польском и об отношении нынешней власти к духовенству. Кардиналы Барнабо и Ориоли проявили большое участие в деле Буткевича, но в конце концов их помощь все равно не привела его к успеху.
Также автор нашего источника выражает свое мнение по поводу дипломатических отношений Святого престола с Российской империей. Известно, что одним из болевых точек отношений было отсутствие папского нунция в России – его не допускали туда, император не хотел принимать папского посланца. Буткевич едко замечает, что недовольство итальянского духовенства этим фактом объясняется в первую очередь тем, что нунциатура – верная дорога к кардинальству. Говоря по существу, Буткевич соглашается с тем, что требование папы вполне рационально и оправдано, так как, не имея своего представителя в России, папа получает сведения из побочных, часто не самых чистых источников. При этом в целом Буткевич считает нежелательным присутствие нунция при дворе российского императора. Он мотивирует это тем, что в прошлом неделикатные действия папского посланника окончились скандалом – при воцарении императора Александра нунций не присутствовал на православном богослужении, проявив в этом бестактность. «В Москве он оскорбил народные чувства пренебрежением к святыням <…> В Петербурге и Варшаве он же восстановил против себя всех здравомыслящих подбиванием католического духовенства на разные демонстрации». Буткевич заключает, что при папском дворе не найдется ни одного человека, который мог бы должным образом исполнить функцию нунция при российском императорском дворе. Он предлагает несколько вариантов решения этого вопроса: присутствие нунция в Варшаве (но это может обернуться столкновением с правительством из-за сплетен и интриг, возникновение которых можно предвидеть в этом случае); еще один вариант: посылать в Россию особые посольства «по случаю какого-нибудь торжества в императорском доме» или обязать всех кандидатов в епископы каждый раз лично являться к папе в Рим. Это представляется ему лучшей альтернативой доносов или скандалов из-за пребывания нунция.
Кроме того, Буткевич описывает характер российской миссии при папском дворе. Он констатирует ее малоэффективность. «Миссия наша, столь дорого стоящая, учрежденная единственно для дел касающихся католической церкви, мало соответствует своей цели». Сведения и инструкции миссия получает только от министра иностранных дел, в то время как гораздо разумнее было бы связать ее непосредственно с администрацией Царства Польского, чтобы избежать ненадлежащего представления ситуации в Царстве. Буткевич дает самые положительные отзывы о А. П. Бутеневе, российском посланнике в Риме. Он описывает его замечательные умственные, нравственные и деловые качества. С особым удовлетворением он отмечает его желание лучше разбираться в состоянии римской церкви в Царстве Польском, для чего он поручил Буткевичу составить подробный очерк этого состояния. «Если бы я не был обязан хранить секрет, я мог бы указать несколько фактов, которые бы возбудили всеобщее удивление поляков и доказали бы, до какого христианского самоотвержения может возвыситься русский». Также Буткевич положительно отзывается о министре иностранных дел канцлере К. В. Нессельроде, отмечая его интерес и озабоченность вопросом законодательного положения смешанных браков в Царстве Польском и западных губерниях.
Еще один важный вопрос, который затрагивает Буткевич в своих записках – это польские эмигранты и их деятельность, в основном представленная в его случае активностью монашеской конгрегации воскресенцев. «Конгрегация эта, в противность все законам и духу католицизма, под монашеской одеждой скрывала характер и замыслы политические, или лучше революционные, под боком и с согласия папы, который сам недавно был жертвой революции». Она содержалась в основном на средства польской аристократии. Буткевич испытывает к ним явно негативные эмоции. Предшественником воскресенцев было Общество соединенных братьев, организованное польскими эмигрантами в Париже в 1834 г. по инициативе А. Мицкевича. Оно ставило целью восстановить национальное единство, опираясь на католические идеалы. В 1835 году из него выделилось Братство национального служения, принявшее формы организации полумонашеского типа, а в 1842 году оно было преобразовано в монашескую конгрегацию Воскресения Господня. Название было выбрано неслучайно – конгрегация стремилась к воскрешению Польши. В политических взглядах она была близка к консервативно-либеральному лагерю эмигрантов. Главные надежды в деле восстановления Польши члены конгрегации возлагали на польских магнатов и папу.
Сразу же после приезда в Рим Буткевич столкнулся с представителями воскресенцев. Он описывает свои дискуссии с ними о состоянии римско-католической церкви в Царстве Польском. Они обвиняли его в намерениях «сделать с католиками то же, что Семашко сделал с униатами». В качестве меры предосторожности Буткевич все сообщал русскому поверенному Скарятину, который поддержал его.
В Риме находился польский костел (св. Станислава), основанный еще кардиналом Гозием, с принадлежавшим ему госпиталем. Буткевич с горечью сообщает, что сейчас он находится в запустении – им управляет не поляк и не духовный, а некто Деликкати, который некогда служил танцором в Петербургском балете. Воскресенцы, пользуясь этим, объявили польским французский костел св. Клавдия. Буткевич во время своего пребывания в Риме намеренно служил именно в костеле св. Станислава в дни польских святых – с целью опровергнуть ложь воскресенцев. В этом его поддерживал, в том числе и материально, Бутенев. Среди прочих Буткевич служил также две заупокойные службы – по герцогу Лейхтенбергскому (зятю императора Николая) и по княжне Любомирской. Хотя оба вышеназванных лица были католиками, воскресенцы, разумеется, пустили слух, что Буткевич отправляет богослужение для православных в мнимом польском костеле.
Партия воскресенцев имела сильное влияние при папском дворе, и именно из-за него Буткевич не смог получить епископской кафедры.
Обобщая выводы к этой главе, можно сказать, что Буткевич в вопросах отношений с папой и Римом во многом находится скорее на стороне российского правительства, чем на стороне папы. Особенно негативно он относится к польским эмигрантам, в частности к воскресенцам.
Поможем написать любую работу на аналогичную тему