Вторая концепция психосексуального развития

Итак, вторая концепция психосексуального развития, предложенная Фрейдом. Как и почему Фрейд приходит к необходимости пересмотра первичного дуализма? В рамках первичного дуализма Фрейд мало внимания уделял такой составной части человеческой жизни, человеческого поведения как агрессивность. Он говорил кое-что об агрессии, причем в одних случаях она описывалась как результат фрустрации либидинозных влечений, в других – как результат фрустрации влечений Я. Но неизбежно возникал вопрос: если влечения Я и либидо являются антагонистичными динамическими силами, тогда следует ли ожидать, что при фрустрации той и другой группы влечений будут возникать два разных типа агрессии, направленные так же друг против друга? Но как будто бы агрессия всегда одна и та же. Если ввести ее в качестве третьей динамической силы – теряется дуализм и весь смысл и сила фрейдовской концепции: для начала динамики необходимо два полюса, так же как для течения тока необходима разность потенциалов. Возможно, к конструктивному выходу из сложившейся ситуации Фрейда подтолкнули 2 фактора:

1)      начало первой мировой войны в 1914 году и как следствие этого – огромное количество травматических неврозов, с которыми Фрейду       пришлось столкнуться как психотерапевту.

2)      Феномен нарциссического расстройства, в котором нарушалась антагонистичность влечений Я и влечений либидо.

Согласно Э. Джонсу в первые дни объявления войны поведение Фрейда       было неадекватным: из гуманитария, из степенного ученого он на насколько дней как будто превратился в мальчишку-подростка, одурманенного военной пропагандой. С необычайным энтузиазмом он говорил о наших успехах на фронте, о неизбежной победе нашего оружия и т.п. Но эта первичная эйфория быстро прошла: война принесла Фрейду       много горя, много личных трагедий. Но самым главным было апокалипсическое зрелище Европы, охваченной безумием – его глазам предстали толпы людей, охваченных некоей манией убивать и умирать. И масштабы агрессии, которые он мог теперь лицезреть воочию, невозможно было объяснить как результат фрустрации либидинозных  и Я-влечений. Агрессия должна была занять совершенно новое место в его метапсихологии. 

К этому времени Фрейд       уже сформулировал несколько основных выводов по поводу агрессивных импульсов:

1) агрессивные импульсы, точно также как импульсы сексуальные (либидинозные), могут становиться источниками серьезных внутренних конфликтов, и в частности способствовать развитию невротических патологий.

2) агрессивные импульсы, точно также как импульсы сексуальные могут в этих ситуациях подвергаться вытеснению, и вообще защита против этих импульсов строится очень близким образом.

3) кроме того, многие человеческие импульсы являются сплавом агрессивности и сексуальности (например, сексуальный садизм).

4) агрессивность также как и сексуальность может быть сублимирована в разные социально приемлемые формы человеческой деятельности (па склонны некоторые человеческие профессии рассматривать как сплошную сублимацию агрессивности – служба в силовых структурах, деятельность хирургов, и т.п.).

В общем, все указывает на то, что агрессивность представляет собой динамическую силу, равноправную сексуальности, что подтверждало необходимость найти ей новое место в теоретической концепции. А поскольку введение третьей силы нарушало бы всю целесообразность и гармонию этой модели, то следовало еще раз критически пересмотреть первичную модель – насколько она оправдана. Т.е. попытаться понять, а действительно ли влечения Я и влечения либидо настолько антагонистичны, как это казалось.

Мы говорили, что антагонизм этих влечений вызван противоположными целями: влечения Я стремятся сохранить человеческую личность в первичном виде, призывают человеческое Я максимально изолироваться от контактов с окружающим миром, с «миром вовне», либидинозные влечения побуждают человека буквально распылять себя, давая миру новые жизни, новые объекты, но при этом с обязательным ущербом для себя. Но этот антагонизм не безусловен. Клинический опыт Фрейда дал ему материал для новых размышлений, потому что к середине 1910-х гг. он стал обращать внимание на определенную категорию пациентов, которых он назвал интровертированными личностями (в другом смысле, нежели употреблял это понятие Юнг) – в наши дни мы сказали бы о нарциссических патологиях. Интровертированная личность по Фрейду – это личность, которая вследствие реальной или воображаемой внутренней болезни потеряла эмоциональный интерес к окружающей действительности. Классический пример – ипохондрия. Представьте себе, что вы несколько минут назад вышли от врача, который сообщил, что вам осталось жить какое-то очень короткое время. Вы будете идти по улице и чисто автоматически отмечать сознанием, что вокруг вас что-то происходит – ходят люди, ездят машины, но все это к вам как бы не имеет отношения – вы всецело сконцентрированы на себе и на том, что происходит с вашим телом и с вами. Интровертированный больной в этом состоянии пребывает всегда, эмоциональная связь с окружающим миром для него прервана. Хелен Дойч в 1930-е гг. описала таких пациентов «как если бы»- личность, т.е. личность, которая «как если бы она жила в этом мире», на самом деле она живет в своем мире. Состояние вторичного нарциссизма: либидинозная энергия отрывается от внешних объектов (либидинозный декатексис) и направляется на собственное Я, т.е. объектное либидо вновь становится нарциссическим. Есть состояние первичного нарциссизма, о котором писал Фрейд – состоянии в котором естественным образом пребывает какое-то время новорожденный. Затем, когда в его мире появляется то, что отлично от его Я, когда появляются объекты, от которых он ждет удовольствия, он катектирует эти объекты частью своего либидо, т.е. часть изначально нарциссического либидо становится объектным. Как показывает Фрейд, это объектное либидо может быть оторвано от объекта и вновь превращено в нарциссическое, т.е. направленно на собственное Я. Это и есть состояние вторичного нарциссизма, которое часто становится основой для серьезных психопатологий.

Сам по себе такой возврат либидо в собственное Я может не быть патогенным. Каждый из нас погружается с такое состояние хотя бы один раз в сутки – это сон, когда наше либидо становится стопроцентно нарциссическим, потому что мы заняты своим внутренним миром. Однако, когда мы пробуждаемся, то готовы вновь катектировать либидо в окружающую действительность. Патогенным такой отрыв либидо становится только в том случае, если он оказывается вынужденным, не зависящим от субъекта. Например, мужчина чувствует что охладевает к женщине, отношения с которой по началу были довольно бурными. Через некоторое время он чувствует, что она ему уже безразлична. Можно сказать, что прежде она была либидинозно-катектированным объектом для него, но теперь он постепенно освобождает объект от этого катексиса, возвращая либидо в собственное Я. При этом эта часть либидо не утрачивает пластичности – когда мужчина   просто разлюбил женщину, ему ничто не мешает просто выбрать другой объект и перенести любовь на него. Это пример ситуации т.н. добровольного отъема либидо от объекта. А теперь представьте ситуацию, что эта женщина умерла – тут отрыв либидо будет уже вынужденным. И он уже образует проблему, потому, что доля либидо становится снова стопроцентно нарциссическим, но она не может быть также легко быть адресованной другой женщине, как в случае, когда мужчина просто разлюбил. Это либидо удерживается в прочном нарциссическом состоянии, человеку кажется, что он продолжает любить того, кто умер. На самом деле это глубокое заблуждение – нельзя любить того, кто умер. Он стал трупом, он разлагается, любить труп противоестественно. Мы любим не того, кто умер – мы любим ту часть своего Я, в которую этот человек был интроецирован, своего внутреннего человека любим. Т.е. опять-таки это нарциссические отношения.

Состояние нарциссизма – и первичного, младенческого, и вторичного, который создает патологические структуры – это и есть то самое состояние личности, в котором антагонизм между влечениями Я и влечениями либидо исчезает, потому что когда я сам становлюсь единственным объектом для себя, я сам в себя могу вкладывать свою либидинозную энергию и она никуда из меня не уйдет, и следовательно – это никак не вредит моей целостности, это никак не противоречит требованиям моих влечений Я.

Т.е. при ближайшем рассмотрении оказалось, что первая концепция Фрейда требует выполнения определенного условия – влечения Я и либидо антагонистичны только тогда, когда для субъекта существует объект. Когда объектного мира и объектных отношений нет – нет и антагонизма. А Фрейду требовалась независимость от условий.

К 1920-му году Фрейд формулирует новое представление о динамике внутрипсихических процессов и излагает его не в клинической, а скорее в философской или метапсихологической форме в работе «По ту сторону принципа наслаждения». Влечение Я и влечение либидо теперь объединяются Фрейдом в понятие эроса – т.е. влечения к жизни, которое в одном случае может быть направлено на собственное Я, в другом – на объект. Другим полюсом становится танатос – влечение к смерти, которое может быть направлено на собственное Я в виде саморазрушительных тенденций и может быть направлено на объект. Последнее и есть то, что мы подразумеваем под агрессией.

Что Фрейд подразумевает под влечением к смерти? Пока ребенок не появился на свет, он пребывает в условиях относительной нирваны. Он конечно испытывает даже в материнской утробе какие-то раздражения из внешней среды (шумы, кислотность и т.п.). но все эти раздражения – ничто по сравнению с тем потоком раздражений, с которым он сталкивается, появляясь на свет (почему Отто Ранк и предположил огромное влияние родовой травмы на судьбу человеческой личности и культуры с целом). Очень скоро после появления на свет ребенок ощущает необходимость приспосабливаться, адаптироваться, и это именно то, что побуждает его  к развитию, т.к. развитие – это процесс адаптации к окружающей реальности, сначала с помощью родителей, а потом и самостоятельно. И можно предположить, что на самом дне бессознательного лежит воспоминание о тех блаженных условиях, в которых он пребывал до появления на свет, в условиях, где ни к чему не надо было адаптироваться, приспосабливаться. Человек бессознательно мечтает о возврате в подобное состояние, но поскольку контрэволюционный возврат невозможен, человек движется по направлению к смерти, т.к. смерть – это такое же блаженное состояние отсутствия всяческих раздражений, которое он испытывал в утробе матери (мать-сыра земля). Но поскольку существует еще и влечение к жизни, Фрейд писал, что человек стремится к смерти наиболее длинным и извилистым путем.

Интересно, что идея влечения к смерти впервые была высказана в России, Ильей Мечниковым. А в развития взглядов Фрейда не последнюю роль сыграла грустная история, которая разыгралась между Фрейдом, Юнгом и его пациенткой Сабиной Шпильрейн. И хотя многие считают, что идея влечения к смерти была украдена Фрейдом у этой девушки, сам Фрейд упомянул ее только один раз на страницах книги «По ту сторону принципа удовольствия», и то не в основном тексте, а в сноске к нему: «В одной своей, к сожалению, мало понятной для меня работе Сабина Шпильрейн предвосхитила некоторую часть изложенных здесь мыслей».

В начале 1920-х гг. ПА с большим скепсисом отнеслись к концепции Ф, т.к. конфликт между влечениями Я и сексуальностью давал Па в руки некий практический инструмент. Что же делать с инстинктом смерти было непонятно: признаем ли мы его существование или нет – это никак не отразится на нашей па работе. Т.е. влечение к смерти было воспринято ПА как отвлеченный теоретический конструкт, непонятно для чего нужный в практических целях.

Единственным, кто не только полностью принял идею Ф, но и дал представлению об инстинкте смерти универсальное клиническое приложение, была Мелани Клайн, за которой последовала целая плеяда ее сторонников. И до сих пор это направление анализа является очень популярным (например, Южная Америка в настоящее время).

Мелани Клайн предположила, что изначально ядро психики ребенка пребывает в расщепленном состоянии, т.к. жизнь и смерть плохо согласуются между собой. Есть часть психики ребенка, которая содержит зерно влечения к смерти и есть часть, которая содержит зерно влечения к жизни. Часть, сосредоточенная на влечении к смерти – это вся та часть детского Я, которая связана для ребенка с опытом неблагополучия, фрустрации, тревоги – все, что вызывает у него экзистенциальный страх прекращения своего бытия. И напротив, часть психики, связанная с влечением к жизни – все то, что связано с опытом заботы, безопасности, удовольствия и т.д. Клайн предположила, что наиболее ранней защитой против влечения к смерти становится расщепление. Новорожденный ребенок делает следующее: он расщепляет свое Я на две части, которые воспринимаются им как часть хорошая и часть плохая, и чтобы избежать болезненного конфликта между этими частями, он использует механизм проекции – второй, наиболее примитивный механизм. С помощью проекции он свою плохую часть удаляет в окружающую реальность: получается абсолютно хорошее детское Я, окруженное абсолютно плохим, враждебным миром, параноидным  (по М.Клайн) миром.

Можно спросить: какая же это защита? Как можно жить в окружении враждебного мира и при этом ощущать себя в безопасности? Принципиальное отличие маленького ребенка от взрослого человека заключается в том, что для ребенка три понятия – «мне хорошо», «я хороший» и «я в безопасности» - являются тождественными, одним и тем же. Для новорожденного младенца «я – хороший» означает чувство «мне хорошо» и если мне хорошо, то уже поэтому я нахожусь в безопасности. Опасность  может грозить только плохому ребенку (аналогия: от того, что за стенами феодального замка находится враждебный мир, уют внутри замка и ощущение безопасности только подчеркивается).

Модель М.Клайн означает, что в течение самых первых недель или месяцев жизни ребенок все, что для него связано с опытом удовольствия, например, материнская грудь, обеспечивающая хорошее кормление, мягкое, прикосновение материнского тела, он ощущает как продолжение собственного Я. Материнские руки – это не руки Другого, это продолжение меня самого. В то же время все то, что дает опыт неудовольствия (та же грудь, обеспечивающее недостаточное или избыточное кормление), воспринимается им как не-Я, т.е. как часть параноидного мира. Этот способ построения отношений с окружающим миром М.Клайн назвала параноидно-шизоидной позицией. Шизоидность подразумевает расщепление, параноидная – потому, что ребенок чувствует себя преследуемым со стороны плохих объектов.

На этом представлении М.Клайн основала свою ПА технику, которая основывалась на очень раннем и глубинном анализе бессознательных фантазий, связанных, в частности, с образом плохой груди. Эти фантазии считались универсальными для всех категорий пациентов.

Концепция М.Клайн достаточно своеобразна, особенно, когда она описывает переход от параноидно-шизоидной стадии к депрессивной и все, что происходит далее за ней.

Кляйнианство – только одна из теоретических судеб фрейдовского влечения к смерти. Те, кто оспаривают то, что агрессия является производной влечения к смерти, тем не менее, не смогли предложить иную систематизированную концепцию агрессии. Хотя вопросов по поводу агрессивности возникает много. Например, если агрессивность и сексуальность – две равноправные силы, то для агрессии можно было бы предположить существование неких «агрессивных» зон на человеческом теле (по аналогии с эрогенными). Но такого не наблюдается. Если источник сексуальной энергии мы можем отыскать в гормональный процессах, то где отыскать источник агрессивной энергии… И саму концепцию агрессивной энергии следовало бы разработать по аналогии с концепцией либидинозной энергии. Однако теоретические усилия не пошли дальше того, что этой энергии давали различные названия: мортидо или деструдо.

Тем не менее, рассматриваем ли мы агрессию как  производную влечения к смерти или как что-то иное, современный классический ПА базируется именно на второй дуалистической модели психической организации, предложенной Фрейдом, т.е. на представлении о том, что двумя главными динамическими силами, движущими личностью, являются любовь и ненависть, сексуальность и агрессивность.

Следует отметить, что ведь для Фрейда само понятие либидо изменилось: к середине и к концу своего творчества Фрейд       уже не говорил о либидо как о специфической сексуальной энергии – он расширял ее смысл. И это дало возможность объект-теоретикам говорить о таком понятии как «либидинозный объект», «либидинозный катексис», который вовсе не подразумевает сексуального подтекста, а говорит об эмоциональной значимости объекта для личности. Т.о. понятие либидо расширяется до понятия витальности, жизненной энергии как таковой, близкое к тому смыслу, которое в либидо вкладывал Юнг. (древняя еврейская легенда)