Компьютеризация и культура.

            Быстрое увеличение объема информации ставит острые вопросы перед Человечеством. Ведь сам человек становится придатком различных информационных систем, микросхемой огромной вычислительной машины, элементом, не представляющим себе конечных целей, которым служит вся система. Людьми-микросхемами управляют люди-инфократоры — новые правители информационного общества. Они держат многочисленные ниточки, направляют информационные потоки, генерируют информационные иллюзии. Наибольшая опасность заключается в том, что человек-микросхема, как правило, не осознает своего информационного рабства. Разнообразие окружающей информационной среды создает ощущение неограниченной свободы, собственной значимости и влияния, сопричастности к процессу управления. Все это только облегчает манипулирование им. Один из ведущих американских специалистов по информатике предупреждает о том, что «частная сфера жизни» окажется под угрозой. Ведь досье на любого человека вместит сведения обо всех сторонах его поведения, о его родословной, о его заболеваниях, об участии в «левых» движениях. «Не приведет ли это к информационному фашизму»? — спрашивает он. Что принесет с собой век компьютеризации? Как будут складываться отношения между различными культурами? На этот счет существуют разные точки зрения. Развивающиеся страны опасаются, что распространение компьютеризации вестернизирует их культуры, т.е. придаст им западный облик. О. Тоффлер придерживается противоположного мнения. По мере того, как компьютеры распространяются в Азии, по мере того, как спутники передают информацию через прежде изолированные районы Тихого океана, по мере того, как дипломированные специалисты Индии или Сингапура создают программы для компьютеров в Манхэттене или Миннеаполисе, мы, вероятно, можем также стать свидетелями мощного потока финансовых, культурных и прочих влияний Востока на Запад». Дальнейшая разработка культурфилософской теории требует переоценки многочисленных источников, которые в течение длительного времени находились под спудом или истолковывались превратно. Между тем, настало время для пытливого и внимательного чтения работы Тэна. Наряду с трудами датского литературного критика Г. Брандеса (1842— 1927) и русского литературоведа Александра Николаевича Веселовского (1838—1906) эта книга составляет классику культурфилософской и искусствоведческой мысли. Какое из философских направлений обладает статусом непогрешимости? Каждое из них — не более, чем предельное обнаружение того потенциала, которым обладает конкретная мировоззренческая установка. И. Тэн демонстрировал возможности одного из популярных в XIX и первой половины XX в. философского направления — позитивизма. Позитивисты считали, что прежде чем рассуждать о культуре, надо накопить множество культурных фактов. Они не столько изучали культуру, сколько ее описывали. В наши дни, в конце XXв., позитивизм, который ориентировался на точные науки, во многом выглядит устаревшим. Бурный рост гуманитарного, антропологического, собственно культурологического знания лишает привлекательности идею строгого естественно-научного мышления. Да и сама наука все чаше рассматривается лишь как специфическая форма организации духовного опыта, а вовсе не как средство постижения истины. Но все-таки как с точки зрения культурологии расценить, скажем, произведения И. Тэна? Ведь кроме регистрации фактов в лекциях немало теоретических рассуждений, обобщающих соображений. Неужели нет иной путеводной нити, кроме позитивистской? Естественно, время расставляет свои акценты. Наивно сегодня кроить философию по меркам точной науки. Не вполне разумно отождествлять философию с ботаникой — у нее совсем иное предназначение. Однако идеал строгой рациональности (основанности на разуме) сохраняет свое значение и в наши дни, в том числе в философии культуры. Если говорить об общей направленности тэновских исследований, то по своему духу они ближе всего к современным попыткам раскрыть коллективное сознание, т.е. передать исходные типы мышления, господствующие в конкретном обществе, особенности душевного склада людей, психологические черты эпохи.