Европоцентризм — культурфилософская и мировоззренческая установка, согласно которой Европа, присущий ей духовный уклад, является центром мировой культуры и цивилизации. Первыми в Европе противопоставили себя Востоку древние греки. Разграничение Запада и Востока стало формой обозначения противоположности эллина и варвара, «цивилизованности» и «дикости». Для античной философии было свойственно ощущение единства человеческого рода. Однако масштабы вселенского самочувствия были еще незначительны. Другие народы, «варвары» не воспринимались как идентичные грекам. Собственно к человеческому роду относились не все племена. «Пайдейя» (образованность) мыслилась как родовой признак человечества, в лоно которого могли войти не все народы. Как утверждает итальянский философ Р. Гвардини, если спросить средневекового человека, что такое Европа, то тот укажет на пространство, где обитает человек. Это прежний «круг земель», возрожденный духом Христовым и объединенный союзом скипетра и Церкви. За пределами этого пространства лежит чуждый и враждебный мир — гунны, сарацины. Однако Европа — это не только географический комплекс, не только конгломерат народов, но живая энтелехия, живой духовный облик. И тем не менее идея европоцентризма, хотя и несла в себе обособление Востока, в то же время подспудно была одушевлена поиском родовых основоположений человечества. Она исходила из мысли, что все народы пройдут западными магистралями и обретут единство. Отдельные элементы «иной» художественной парадигмы действительно ассимилировались, например, европейским музыкальным творчеством, хотя эта ассимиляция не осознавалась в Европе как результат диалога культур. В эпоху барокко, венского классицизма европейцы вообще не обнаруживали сколько-нибудь заметного интереса к элементам иного музыкального мышления. Разумеется, восточная тематика присутствовала в литературе, в драматургии, в философских текстах. Образы восточных ханов, турецких красавиц, свирепых янычар привлекли внимание писателей и композиторов, однако образ Востока имел предельно условный характер. Вера в прогресс человеческих знаний, восходящая к эпохе Просвещения, укрепляла представление об однонаправленном движении истории. Предполагалось, что западная культура некогда вобрала в себя все ценное, что мог дать Восток. Более того, сложилась гипотеза о том, что кочевые индоевропейские народы на заре истории вторглись из Центральной Азии в Китай, Индию и на Запад. Встреча разных культур будто бы и породила европейскую цивилизацию, обогащенную контактом различных религий, многообразных культурных ориентации и установок. Однако наряду с этим в XX в. в европейском сознании вызревал кризис европоцентризма. Европейский просвещенный мир пытался понять, правомерно ли рассматривать европейскую идею как всемирную. А. Шопенгауэр отказывался видеть в мировой истории нечто планомерно-цельное, предостерегал от попытки «органически конструировать» ее. О. Шпенглер оценивал схему европоцентризма — от древности к средневековью и затем к Новому времени — как бессмысленную. По его мнению, Европа как небольшое пятнышко неоправданно становится центром тяжести исторической системы. И все же в целом европоцентристская концепция не утратила своего статуса. Сложившееся еще в философской классике возвеличивание разумного, рационального «эллинского» начала в противовес аффектированности, стихийности и эмпиричности иных культур, а также возникшее позднее стереотипное представление о технической цивилизации, активно содействовали формированию различных современных сциентистских иллюзий. Они, в частности, нашли опору в разработке М. Вебером принципа рациональности, как основного принципа в его философии истории. Именно Вебер наиболее последовательно рассматривал рациональность как историческую судьбу европейской цивилизации. Он пытался объяснить, почему формальный разум науки и римского права превратился в жизненную установку целой эпохи, целой цивилизации. Вытеснение из мышления, из общественного сознания магических элементов, с одной стороны, а с другой — все большее постижение последовательности и постоянства явлений, — вот те идеи, которые берут у Вебера современные философы, осмысливающие феномен европоцентризма, определяющие его историческое значение.
Европоцентризм дожил до наших дней и сегодня поддерживается концепцией «модернизации мира». Он утверждает, что другие культуры должны принять современный жизненный уклад Запада. Своеобразная разработка европоцентризма содержится в концепции «постистории» Фрэнсиса Фукуямы. Она исходит из того, что идея либерализма становится универсальной и должна распространиться на весь мир.
Одной из разновидностей западоцентризма, рассматривающей Америку как форпост человечества, цитадель абсолютно новой культуры, является американоцентризм.
Осмысление культурных связей между Европой и Америкой имеет в философии давние традиции. Первоначально господствовавший в западном сознании строй мысли не включал даже намека на какое-то культурное различие между Европой и Америкой. Последняя рассматривалась как форпост первой, где последовательно реализуются европоцентристские тенденции. Затем постепенно как в американском, так отчасти и в западноевропейском сознании начало складываться иное убеждение. Некоторые мыслители стали мало-помалу обращать внимание на культурно-историческое своеобразие Америки, укреплялось представление о том, что именно здесь, в Новом Свете, выявляется специфический потенциал человеческого духа, разыгрывается какая-то новая драма истории. И все же история западного мира по мере ее развертывания, порождала сомнения в принципиальной самобытности США. Известно, скажем, что американские интеллектуалы восприняли основы английского пуританизма. Однако они сообщили ему мессианистский оттенок. Идеологи Нового Света рассматривали «английскую» Америку как бастион гражданских и религиозных свобод. Наступление американской революции оценивалось как божественный промысел. Концепция божественного провидения стала важным рычагом национального самоутверждения. Американская революция приравнивалась к исходу евреев из Египта, основатели государства — к библейским патриархам. Новое континентальное государство не имело ни прошлого, ни гомогенного населения. Но именно это обстоятельство содействовало созданию развернутой социальной мифологии. Появились идеи о том, будто Америка начинает новую историю человечества. Нередко Соединенные Штаты противопоставляли Европе, которую Америка будто бы превосходила своими целями, миссионерским предназначением в мире. Американские теоретики, явно игнорируя социально-экономические факторы национальной консолидации, подчеркивали консолидирующую роль мифов. Завоеватели материка изображались как подвижники, имеющие полное право предписывать свою волю «примитивным» народам Америки и Африки. С помощью данных идеологем оправдывались насилие и геноцид. Историческое становление мыслилось как борьба с «дикостью» индейцев, как цементирование нации на почве наиболее жизненных и неоспоримых культурных ориентации. Американский романтизм также был весьма своеобразен. Если европейские романтики тяготели к идеализации средневековья, то в американском сознании такая тенденция не прослеживалась. Утверждая о самобытности культурного уклада Америки, где будто бы обеспечивается постоянное восхождение к личному успеху, были нормальной иллюзией экономической истории США. Эта иллюзия поддерживалась некоторыми реальными фактами социальной практики. Абсолютизация ценностей индивидуализма произошла в Америке не случайно. Дело в том, что феодализм и его традиции были устранены здесь раньше и гораздо полнее, чем в Европе. Поэтому уже в XVIII в. Новый Свет, с присущими ему социальными порядками, культурным и психологическим укладом, весьма отчетливо противостоял Старому Свету с его явно замедляющимся культурным развитием. Естественно, многие из тех современных американских мыслителей, которые пытаются проанализировать самобытность культуры Нового Света, в конечном счете понимают, что история Америки дала пищу для несбыточных упований. История развития американской культуры пришла к тому, что в современной идеологии США ставятся две задачи: во-первых, восстановить «американскую мечту» и, во-вторых, войти американцам в следующее столетие самой сильной нацией в мире и главной опорой мира и демократии. Выполнимы ли такие задачи, покажет будущее. Истории угодно было распорядиться так, что долгое время в мире господствовали белые. Для формирования идеологии и движения негритянского расизма критическим периодом стали 50-е годы прошлого столетия. Сторонники этого движения утверждали, что негры не должны считать себя гражданами Америки и быть лояльными по отношению к ней. При разработке и развитии негритянского расизма широко использовались труды американского идеолога Э. Блайдена (1832—1912). В своих работах он занимался типологией негритянской расы, пытался очертить негритянский национальный характер. Он противопоставлял миролюбие негров и агрессивность европейцев, находил, что по сравнению с европейцами негры меньше заражены индивидуализмом, больше нацелены на сотрудничество и религиозность. Немалую роль сыграли и работы американского политика А. Краммела (1819—1898), защищавшего идею единства негритянской расы. Панафриканизм занимал центральное место в его работах. Однако важно проводить различие между опытом сравнительного анализа культур и собственно идеологическим истолкованием такого анализа. Обоснование самобытности расы далеко не всегда приводит к идее расистской культуры. В работке афроцентризма существенная роль принадлежит прежде всего Сенегала Лео Сенгору. Огромное место в философии афроцентризма занимает проблема специфики собственно африканской культурной практики. Говоря о психологии африканского негра, Сенгор отмечал, что он — дитя природы. Африканский негр, по его словам, будь то крестьянин, рыбак, охотник или пастух, живет на лоне природы, вне земли и в то же время с ней, вступая в доверительные отношения с деревьями, животными и всеми элементами, подчиняясь суточным и сезонным ритмам. Приверженцы афроцентризма, отмечая специфику негритянской культуры, показывали, что для негра на первом месте всегда форма и цвет, звук и ритм, запах и прикосновение. Однако нередко теоретики афроцентризма, уходя от объективности, разрабатывали модель европейского человека как сугубо отрицательную, в ценностном отношении несоизмеримую с африканской. С точки зрения Сенгора, африканский негр более точно, нежели европеец, реагирует на возбуждение, идущее от объекта. Он отдается его ритму. Такое плотское чувство ритма, чувство движения, формы и цвета составляет одну из его главных особенностей. Ибо ритм есть самая суть энергии. Именно ритм лежит в основе подражания, играющего столь важную роль в «созидательной», или «творческой», деятельности человека: в памяти, искусстве, языке.
Рисуя образ африканской культуры, Сенгор писал, что именно космический ритм со свойственными ему вариациями и модуляциями задает объект, именно этот ритм вызывает приятное ощущение в нервных клетках, именно на него человек реагирует поведением. Если же этот ритм нарушается и объект задает диссонирующий ритм, то возникает оборонительная реакция. При отсутствии ритма, или если он становится неестественным, что, по мнению Сенгора, характерно для грегорианского хорала, а зачастую и для европейской музыки, то африканский негр все равно реагирует, предлагая свой собственный ритм, ибо без ритма для него нет музыки, нет танца. Как подметили ученые, ритм музыки и танца трансформируется мозгом в меньшей степени, чем любой другой ритм. Причину этого Сенгор видел в том, что музыкальные и танцевальные ритмы больше согласуются с физиологическими ритмами. Чувствительность, а еще точнее духовность, коренится, по мнению Сенгора, в самой природе негра. Не случайно сторонники и последователи афроцентризма предлагали избавляться от комплекса неполноценности, привитого колонизаторами, критически оценивать европейскую культуру и искать пути ее преодоления за счет экспансии африканской культуры. Мировая культурная практика свидетельствует о существовании двух культур: белых европейцев и африканских негров. Сенгор видит свою задачу в том, чтобы объяснить различия между ними и причины, обусловившие эти различия. Современная философия, полагал Сенгор, стремится стать переживанием, живым тождеством познания и познанного, жизни и мышления, жизни и реальности. Человеческая наука противопоставляется объяснению и восприятию. Постичь смысл факта человеческой природы — значит постичь себя в нем, и его в себе.
Поможем написать любую работу на аналогичную тему