Метафизический и социальный смысл романа А.Камю «Посторонний». Образ Мерсо как самораскрытие духа абсурда.

Роман «Посторонний» (1942) по отзывам французской критики считается лучшим романом поколения Альбера Камю. В 1960 г. роман был переведен на 19 языков мира, а литература о нем сегодня превосходит все, написанное о творчестве писателя. Замысел романа складывался в 1937 году. Действительность, воспроизводимая А. Камю в «Постороннем», по его словам, - это «не реальность и не фантастика». В своем романе писатель пытается создать миф, укорененный в «жаркой плоти дня».

Роман «Посторонний» - произведение многоплановое. С одной стороны, Мерсо - обычный мелкий служащий одной из многочисленных контор Алжира.. Он ведет ничем не примечательное существование, складывающееся из серых будней и не менее тоскливых воскресений. С другой, Мерсо - это мифологема абсурда. Как отмечал Камю, здесь речь идет о двойном отчуждении - социальном и метафизическом.

Истина Мерсо не в законах формальной нравственности, а в евангелии языческого раскольничества. Он ощущает радость от телесного бытия, испытывая особую привязанность к природным стихиям - морю, солнцу, свету. Для него все чудо жизни сосредоточено на настоящем. Мерсо задуман А. Камю как воплощение нового языческого Евангелия, отвергающего ложь и фарисейство общепринятой морали.

Эта задача романа вызревает в его композиции. Роман разбит на две части. В первой - тусклым, бесцветным голосом Мерсо воспроизводятся раздробленные, беспорядочные события, попадающие в фокус восприятия героя. Но в заключительной, VI главе, этот речитатив в серых, стертых тонах взрывается дионисийским безумием - непредсказуемым, необъяснимым убийством араба. Вторая часть, являясь как бы зеркальным отражением первой, заставляет нас переживать те же события, но в интерпретации судей Мерсо. Последняя, V глава, трансформирует в сознании Мерсо повседневный аморфный поток пережитой реальности в экзистенциальное прозрение смыслоутраты. Художественная ассиметрия романа призвана изнутри взорвать логику здравого смысла, противопоставить ей героя парадоксального.

Столкновение со странной, противоестественной логикой Мерсо происходит на первых же страницах романа. Писатель подчеркивает безучастное отношение своего героя к смерти матери. Камю вскрывает источник равнодушия Мерсо, разоблачая губительное воздействие повседневности: житейская круговерть, заполняя жизнь двух самых близких людей, неотвратимо их удаляет друг от друга. Поэтому смерть матери явилась для Мерсо лишь фактором физического исчезновения.

Играя на диалектической противоречивости каждого явления, Камю опрокидывает стереотипы и клише общепризнанных норм.

Принцип полярности определяет основную философскую структуру романа. Даже фамилия Мерсо в ее французском звучании (Meur + sault) - это сочетание смерти и солнца. Изначальная противоречивость жизни обусловливает равнодушие и безучастность Мерсо. Воспринимая смерть как неизбежное, а жизнь, как цепь случайностей, он отрицает любовь, дружбу, признавая лишь контакты внешние, поверхностные. Так, случайно встретив Мари Кардона на пляже, на следующий день после похорон матери, он испытал острое желание обладать ею. Мерсо - язычник: для него не существует ни понятия греха, ни угрызений совести. В отношении к другому полу его чувства сведены лишь к физиологическим ощущениям. Ему нравилось бывать с Мари, вдыхать запах соли, исходящий от ее волос. Любовь как высокое духовное чувство не существует в Евангелии языческого раскольничества Мерсо.

Камю пытается взорвать изнутри ложную, на его взгляд, идею стабильности и однозначности, раскрывая вечную изменчивость человеческих чувств. Во второй части романа Мерсо, приговоренный к смертной казни, вычеркивается из сферы интересов Мари. Несоответствие языческого раскольничества канонам общепринятой морали - спокойствие во время похорон, чашка кофе, выпитая у гроба, связь с Мари - противоречит стандарту поведения человека в трауре и интерпретируется судьями Мерсо как «бесчувственность и пустота сердца». На суде прокурор ловко подгоняет факты под заранее заданную схему «чудовищного злодеяния». Адвокат, разыгрывая роль защиты, характеризует Мерсо как «истинного труженика и преданного сына». Суд в глазах Мерсо превращается в спектакль, где все роли заранее распределены и где он, главное действующее лицо драмы, не узнает себя в подсудимом. Ощущение нелепости происходящего, порождая отчужденность, сопровождается состоянием дурноты. Мерсо наблюдает за игрой защиты и обвинения как бы со стороны, не улавливая смысла стертых клише и штампов.

Сталкивая мир конъюнктуры с языческим раскольничеством Мерсо, Камю подчеркивает безумную ярость столпов порядка. Мерсо отвергает христианское покаяние перед казнью, т, к. для него понятия греха и благодати - мертвые истины. Для него существует единственная истина - телесная, чувственная красота мира.

Мерсо - трагический герой. Он достигает непосредственно глобального понимания не только своей единичной судьбы, но и судьбы всего человечества. Жизнь Мерсо обобщается до символа иконоборца, несущего благую весть людям и расплачивающегося терновым венцом мученика за верность своей правде, выявляя характерные черты соответственного архетипа - проклятие зако-нодателей, приговор к смертной казни, ненависть толпы, - самым ярким воплощением которого был Христос. Но в отличие от Христа Мерсо воплощал «негативную правду», обусловленную абсурдным восприятием.

В 1942 г. был опубликован «Миф о Сизифе» - единственное философское произведение А. Камю, в котором «экзистенциальные прозрения» героев его художественных произведений получают завершенную форму теории абсурда. В качестве героя абсурда, символа человеческого существования А. Камю выбирает Сизифа. Труд Сизифа - бесцелен, он знает, что камень, который по велению богов вкатывает на вершину, вновь покатится вниз, и все начнется сначала. Но Сизиф наделен моралью «трагической мудрости»: он знает, а значит поднимается над богами, над своей судьбой, значит камень становится его делом. Знания достаточно, оно гарантирует свободу.

Произведения искусства тоже принадлежат миру абсурда - это «карточные домики на песке», «бесполезное действие», бессильное перед разрушительной властью времени. Но сам акт творчества, считает писатель, дает возможность сохранить сознание в мире хаоса. Искусство, в частности роман, для Камю сила, способная одолеть судьбу, навязывая ей «форму», правила искусства.

Вторая мировая война заставила писателя внести переоценку ценностей в мораль «вседозволенности», и «количественной эти-ки» - важно не как, а сколько раз бросать вызов абсурду. В «Письмах немецкому другу» (1943) Камю заговорил об общепринятых понятиях истины и справедливости, о нравственном содержании борьбы с фашизмом.