Страной-сказкой и своей духовной родиной называл Россию немецкий поэт Райнер Мария Рильке. Он приезжал в Россию, учил русский язык и "перевел" русскую духовность на немецкий.
Райнер Мария Рильке (Rainer Maria Rilke) в этом контексте – случай особый и, как подчеркивает Константин Азадовский, "совершенно уникальный, единственный в своем роде случай переосмысления и воплощения русского начала, русской сути, русской души на другом языке, средствами другого языка". Столь сильного чувства к России, которое Рильке пронес через всю свою жизнь, столь органичной проникновенности всем тем, что принято называть "русским началом", не было больше ни у кого из иностранцев, считает Азадовский, даже у тех, кто искренне и глубоко любил Россию.
Исследователя интересуют не столько секреты творческой мастерской Рильке, сколько таинство психологии творчества. В центре внимания Азадовского - мироощущение Рильке в его "русский период", сложнейший религиозно-эстетический комплекс, определивший и направленность, и звучание его поэзии в первые годы ХХ века. Не случайно Азадовский подчеркивает, что главным итогом встречи Рильке с Россией был "могучий творческий импульс". Россия, богоизбранная "страна-сказка", увлекала и вдохновляла поэта; он прозревал в ней страну будущего, полную неизведанных творческих сил, а народ, населяющий эту страну, виделся ему не только "богоносцем", но и "художником".
Вторая поездка Рильке и Лу Андреас-Саломе в Россию была более продолжительной, чем первая: с начала мая до второй половины августа 1900 года. Она еще больше укрепила идеальный образ России, "созданный преимущественно поэтической фантазией Рильке" (Азадовский). Вернувшись в Германию, Рильке даже стал задумываться о том, чтобы навсегда переехать в Россию, но жизненные обстоятельства помешали ему осуществить этот замысел.
Рильке отдал России несколько лет своей жизни. Он долго и старательно учил русский язык, так что вскоре мог читать в оригинале русских классиков. Он изучал былины и "Слово о полку Игореве" (которое впоследствии перевел на немецкий язык), восхищался русским искусством, собирался написать книгу о русской живописи. Он переводил русские стихи и прозу.
И, конечно же, писал сам. Россия и русские темы богато преломились в его творчестве того времени. Достаточно вспомнить стихотворения из цикла "Цари", в которых появляются Илья Муромец, Соловей-разбойник и царь Федор Иоаннович; прозаические миниатюры под названием "Истории о Господе Боге" (в одной из этих новелл можно найти известные слова о том, что "Россия граничит с Богом"); и, наконец, "Часослов", которую Константин Азадовский считает главной "русской книгой" Рильке. В интервью DW Азадовский сказал о "Часослове" так: "Это – образ русской духовности, русские молитвы, сложенные тончайшим немецким поэтом-лириком, и за одну эту книгу русские должны быть ему благодарны".
"Я так один..." Желая полностью раствориться в русской стихии, Рильке в те годы пробовал и сам писать по-русски. Сохранилось восемь стихотворений, и хотя они (как признавала в свое время Лу Андреас-Саломе) несовершенны с точки зрения русской грамматики, но удивительным образом лиричны и поэтичны. "Я так один, – начинается одно из его русских стихотворений. – Никто не понимает / молчанье..."
Приступы ностальгической тоски по России Рильке испытывал до конца своих дней. Впрочем, легендарную переписку Рильке с Мариной Цветаевой Азадовский решительно отделяет от "русского периода". Заочное знакомство и переписка Рильке с Мариной Цветаевой приходятся на 1926 год – последний год жизни поэта. Это уже другая историческая эпоха. Эпистолярный диалог с Цветаевой - один из последних лирических взлетов Рильке ("лирических" - не в смысле "творческих", а в смысле "человеческих", уточняет Азадовский). Шестнадцать писем, составляющих эту переписку, образуют в своей совокупности "совершенно уникальное, единственное в своем роде событие в истории духовной культуры ХХ века".
Будучи глубоко личной, добытая собственными духовными усилиями, его вера пренебрегает догматическими стереотипами и наполняет традиционные образы совершенно новым, парадоксальным и глубоким содержанием. Сама идея Бога, как признает Франк, для Рильке тождественна идее Богочеловечества, идее исконной сопринадлежности Бога и человека, которая «есть связь, как бы конституирующая само понятие Бога» . Подчеркивая в этой мысли слово «понятие», Франк наглядно демонстрирует, что сам он все-таки далек от свободной веры, исповедываемой Рильке; он пытается чуть-чуть «подправить» его взгляды, чтобы они не столь радикально расходились с догматической традицией. Всякий, кто внимательно читал Рильке, признает эту поправку несостоятельной. Рильке, несомненно, имеет в виду полную соотносительность Бога и человека и полную взаимную обусловленность бытия Бога (а не только его понятия) и бытия человека. Сам Франк, словно в подтверждение этого, отмечает, что очень часто в поэзии Рильке мы находим образы, в которых происходит парадоксальное оборачивание традиционного отношения зависимости человека от Бога, основанного на идее всемогущества Бога. «Христианский мотив нищеты, бесприютности и отверженности, как судьбы Бога в мире, находит глубокий и своеобразный отголосок в его поэзии. С неподражаемой силой воспевает он предельное одиночество и отверженность Бога, по сравнению с которыми даже смертная тоска замерзающей на улице птички, одиночество голодной собаки, великая печаль зверей, запертых в клетку, есть ничто… И в наше время Бог так покинут людьми, что представляется поэту беспомощным птенчиком, выпавшим из гнезда; поэт чувствует вместе с биением своего собственного сердца трепет его сердца в своей руке и поит его капелькой воды» . Кульминацией столь неожиданного представления о Боге становится лирический образ Бога не как Отца, а как «сына человеческого», как любимого наследника, которому человек отдает всю свою любовь и надежду.
Поможем написать любую работу на аналогичную тему