Жанр философской повести в творчестве Вольтера и классицистская эстетика писателя.

         Многообразие философских и политических теорий было недоступно широкому кругу читателей в виду своей сложности. Вольтер, обратившись к жанру философской повести, решает эту задачу. В форме легкого для понимания увлекательного повествования о приключениях и опыте героев доказывается или опровергается какое-либо философское положение. Философия здесь лежит в основе и является сюжетоообразующим началом — событийная линия полностью от неё зависит. Философская повесть не несёт в себе цели воодушевить, разгневать, растрогать читателя — она толкает к размышлениям, не утрачивая своей развлекательности. Мы не откроем в таком произведении глубины внутреннего мира героев, не изумимся точностью их психологических портретов — характеры философской повести статичны, это образы-типы, выдержанные в традициях классицизма. В повести правдивость сюжета заменена стремлением к предельно заострённому изображению пороков реальности. Сюжетная цепь допускает гиперболизацию изображаемого и перенасыщение повествования вниманием к той или иной проблеме. События в философской повести «служат» идеологическому содержимому. Подчиняясь ему, они лишь иллюстрируют ту или иную политическую или философскую систему взглядов.

         Жанр философской повести — жанр синтетический, вобравший в себя черты многих жанров: «традиции романа-путешествия и приметы романа воспитательного; (…) философского диалога, политического памфлета, романа плутовского, сказки-аллегории в восточном духе и гривуазной новеллы рококо (...)». Вольтер использовал в своих повестях такой художественный приём, как проекция отвлеченного, этакого непредосудительного сюжета на конкретные  события реальности. Так, например,в повести «Задиг» с его восточной стилизацией события легендарной древности сталкиваются с современной Вольтеру французской действительностью. Герой повести чаще всего вырастает в изолированной от многих пороков среде или вовсе является представителем другой культуры. В результате жизненных перипетий он попадает в непривычные для него условия, где испытывает удивление и даже ужас при виде уродств и неественности многих человеческих проявлений, встреченных им. Очень важен в философской повести мотив непредвиденного испытания, когда злосчастная судьба героя бесконечно преломляется, подвергая его всё новым и новым несчастьям, опасностям и спасениям, встречам и разлукам, приобретениям и потерям. Примечательно, что ни одну из своих повестей Вольтер не подписывал собственным именем. Вольтер — псевдоним, только один из множества «масок» имени, которые он использовал, дабы скрыть своё авторство о преследований цензуры. Вольтер — лишь наиболее популярный из его псевдонимов. Подлинное имя писателя — Франсуа-Мари Аруэ. Если же стиль писателя угадывался, Вольтер «...защищался с комической искренностью - «Я не сочинял «Простодушного», я никогда ине стал бы его сочинять, я невинен, как голубка».

         Рационализм повествования, в котором чувства и душевные переживания героев обделены вниманием, обнаруживает в повестях Вольтера  классицистские тенденции, к которым, как мы уже увидели, относится и типичность изображаемых лиц. Автор обращается не к частному человеку, не к индивидуальным особенностям личности, а в соответствии с законом классицизма рассматривает «человека вообще», носителя «условного» характера. Так же, как в классицизме предшедствующих эпох, вольтеровские герои строг полярны друг другу: они либо необычно добродетельны и просты, либо глубоко порочны. Живописательное проникновение в чувство видится Вольтеру неэффективным и невпечатляющим, рассудочность искусства признана им как наиболее верное средство воздействия на массы. Философская игра слов, сатирически и обличительно используемая в диалогах героев, заставляет наш разум действовать — мы видим парадокс и точность мысли такими, какими они никогда не стали бы, если бы автор использовал средства описательные и пространные в своей эмоциональной рассеянности. Язык вольтеровской повести сжат, лаконичен и предельно понятен для читателя. Главенство разума над чувством выдержано в повестях Вольтера в той необходимой мере, как того требовал классицизм.

         Однако, если сравнивать классицистов в обычном понимании, то классицизм Вольтера существенно от них отличается. Если у его предшедственников мы обнаруживаем привычный классический образ «великого, мудрого и справедливого» монарха, то проза Вольтера носит категоричный антиправительственный протест. Главное в его философских повестях «предельно заострённое сатирическое изображение социального зла, жестокости и бессмысленности существующих общественных институтов и отношений. Этой суровой реальностью и проверяется истинная ценность философских истолкований мира».