Жанровое своеобразие повести «Кандид» (строение сюжета, обазы героев, пространство и время, автор-повествователь).

         Так как философская повесть – жанр, в котором событийная сторона всегда подчинена идеологической, то в «Кандиде» мы видим цепочку приключений, в котором каждое звено – пример или доказательство конкретной философской идеи. Странствия героя и его друзей, сталкивание их с различными представителями общества относят повесть к жанру плутовского романа. Интонация иронии, которой оперирует автор, подтверждает это. Сюжетная линия многочленна, каждая из частей – цельна, полностью завершена новым поворотом судьбы. Структурное своебразие в данном случае заключается в том, что единый сюжет как бы разбит на несколько персонажей, параллельно следующих в своих злоключениях то к очередной встрече, то к очередному расставанию. Однако на первом плане всегда остаётся стремление Кандида к воссоединению с возлюбленной Кунигундой и вокруг этих двух героев наращиваются остальные моменты истории – можно сказать, что любовная линия в этом смысле играет ведущую роль. Сюжет каждой из обособленных друг от друга  частей построен на парадоксе, противоречии между ожиданиями героев, их целями, и характером конечного результата. Несправедливость, к которой приводит этот парадокс, смягчается иронией, коей насыщен язык повести (особенно в её диалогах).

         В этой самой иронии читается образ автора-повествователя. По сути, персонажи «Кандида» - инструмент Вольтера для выражения мыслей по поводу той или иной философской концепции. Присутствие авторской насмешки всегда ощутимо. И хоть автор прозрачен, но по формулировкам речи героев мы понимаем позицию автора в каждом конкретном случае. «Героев много, и со страниц «Кандида» звучит разноголосица мнений и оценок, авторская же позиция вырисовывается исподволь». Ирония заключается и в самом названии повести – если само название отражает тему правильно, то характер содержимого противоречит заглавию. Что оптимистичного в том, что маятник фортуны если и движется в направлении чудесного спасения, то непременно вскоре повернёт вспять, к новым потрясения, опасностям и потерям?

         Пространство и время меняются в повести с невероятной скоростью: перед нами в головокружительном темпе летят годы скитания персонажей, их перемещения в пространстве бесконечно обновляются. Если в начале повести мы видим влюблённых в молодом и цветущем возрасте, то к концу истории от их прелести не остаётся и следа. Обезображенне страданиями, подурневшие, постаревшие, они с усталостью вступают в развязку и наконец останавливаются. Географические параметры сюжета широки – герои преодолевают значительные расстояния всего в несколько строк. Путешествиям нет границ. Даже легендарная страна Эльдорадо распахивает перед ними свои двери, в которые ранее не имел доступа ни один иноземец.

         Образы героев – своего рода маски, предназначенные для рассмотрения различных философских систем. Особое место в повести занимает фигура чванливого «мудреца» Панглоса, убежденного сторонника оптимистической теории Лейбница. Наивное самодур, Панглос верно предан своим нежизнеспособным убеждениям, что всё в мире находится в гармонии. Столкновения со страшными несправедливостями жизни не способны заставить его отказаться от своих взглядов. Он – воспитанник старой системы, не готовый расстаться с привычными установками; его глаза затянуты паутиной лжеистин и отмерших предрассудков. Кандид – главный герой повести, носитель «естественного» знания, герой-мыслитель, для которого жизненный опыт становится тем весомым аргументом, что позволяет юноше переосмыслить заблуждения Панглоса, принятым когда то на веру. Кандид разочаровыается в философии своего учителя и в итоге с помощью турка-садовника приходит к мысли, что «надо возделывать свой сад».  Антагонистом Панглоса выступает образ Мартена, убеждённого пессимиста, который утверждает, что  мир «нечто очень глупое и очень скверное». Все образы в повести собирательны, каждый из героев – обладатель какой-то конкретной черты. Характеры здесь не обладают психологической точностью, они типичны и условны.

Лаконичность повествования и лёгкость языка – стиль, в котором Вольтер достигает предельного совершенства. Стремительность и насмешливость –