Драма жизни и специфика ее художественного воплощения в пьесах А.Н. Островского 1850-х гг.

        В конце 1840-х гг. А.Н. Островский участвует в работе «молодой редакции» журнала «Москвитянин». Ее сотрудники придерживались неославянофильских взглядов и считали, что истинные, патриархальные начала жизни необходимо искать не в допетровской Руси, как на этом настаивали старые славянофилы, например, в лице Хомякова, а в современной действительности, а именно: в среде купечества и мещанства. «Третье» сословие должно было сохранить основы патриархальной культуры, поскольку оно меньше, чем дворянство, подверглось воздействию западной цивилизации.

        В журнале «Москвитянин» были опубликованы первые пьесы А.Н. Островского, «Свои люди – сочтемся», «Бедная невеста», «Не в свои сани не садись», «Бедность не порок». В них драматург изображает противоречие между двумя укладами жизни, дворянским и народным. Критика видела в этих пьесах то, что соответствовало и славянофильским, и западническим идеалам. Такое разнородное прочтение одного и того же текста, настораживает и вызывает предположение о совершенно ином, скрытом смысле произведения.

А. Н. Островский, погружаясь в художественное исследование данного противостояния, обнаруживает более глубокий конфликт, обусловленный драматической природой самой жизненной стихии. Это и определяет своеобразие всей драматургии художника. Через раскрытие социальных и национально-исторических противоречий эпохи Островский неизбежно приходит к уяснению вечного драматического противостояния онтологического и исторического начал жизни.

        Уже первые пьесы А.Н. Островского, напечатанные в журнале «Москвитянин», отличаются сложной структурой конфликта. За простотой внешней коллизии скрывается глубокий внутренний конфликт героя, не осознающего собственных драматических перемен, сформированных историческим движением времени.

        Герой комедии «Свои люди – сочтемся» (1849 г.), Самсон Большов противопоставляет законы купеческого мира законам семейного. Сам купец, он хорошо знает нравы этого мира, суть которых в том, что «если не ты, то тебя». Семья для Самсона должна основываться на любви. Герой одновременно оказывается участником двух противоположных по своей сути систем. Он и купец, он и отец. Ему кажется, что эти две его ипостаси существуют в нем независимо друг от друга. Поэтому, собираясь мошенничать, объявлять себя банкротом, Самсон хочет создать для себя мощный семейный тыл. Он вводит в семью в качестве зятя, а значит, и сына, своего приказчика Подхалюзина, на которого переведет все деньги. При этом он подвергает Подхалюзина нравственному испытанию, проверяет его на  любовь. «Большов (помолчав). Скажи, Лазарь, по совести, любишь ты меня? (Молчание.) Любишь, что ли? Что ж ты молчишь? (Молчание.) Поил, кормил, в люди вывел, кажется» (действие 1, явление 12)

        Большов не заметил, как в нем произошла подмена любви. Любовь как немотивированное состояние души, ее онтологическое начало утрачивается, и теперь любовь измеряется количеством денег, вложенных в человека. Герою не нужен ответ Подхалюзина. Он уверен в том, что если поил, кормил, значит, тот его любит. Это как само собой разумеющееся.

        В приведенной цитате важно молчание Подхалюзина. Мотив этого молчания может быть по-разному прочитан. Герой молчит, потому что боится сказать, что он не любит своего благодетеля. Герой молчит, потому что не понимает, чего от него хотят, иными словами он не понимает смысла слова «любовь». В пользу второго прочтения говорит ответ Подхалюзина на приведенную реплику Большова. «Уж коли того, а либо что, так останетесь довольны: себя не пожалею» (Действие 1, явление 12)

        Невыстроенное слово Подхалюзина, фрагментарное, состоящее в основном из междометий, частиц, союзов, то есть служебных частей речи, максимально отражает работу его сознания. Он не может выразить того, что от него хотят, ибо не понимает смысла вопроса, то есть, не понимает смысла любви.

        Перед нами, казалось бы, зарождение конфликта. В дальнейшем именно Подхалюзин не оправдает надежд Большова и сделает с ним то, что Большов собирался сделать с купцами, то есть, присвоит его деньги, того, кто поил, кормил в люди вывел. И не будет при этом испытывать угрызений совести, ибо совести как нравственной категории Подхалюзин не знал в самом начале, когда не мог ответить, любит ли он Большова или нет. Совесть и любовь – нравственные эквиваленты. Им противостоят и их заменяют деньги. Деньги – новый бог человека.

        Внешнее состояние конфликта не соответствует внутренней расстановке героев. Большов не замечает, что в своей семье он ведет себя по законам купеческого мира, то есть так же, как потом будет вести Подхалюзин. По сути, Большов продает свою дочь Подхалюзину, ибо Олимпиада Самсоновна больше всего на свете желала выйти замуж не за приказчика, а за дворянина. Большов не заметил, как семья уже изнутри пронизана законами рынка, и он сам уже существует только в границах рынка. Даже в финале, когда он приходит просить Подхалюзина выкупить его из ямы, будет соглашаться со своим зятем, что платить за него по 25 копеек дорого.

        Но в отличие от зятя и дочери в Самсоне живет смутное представление о том, что человек не товар и нерыночная категория. Память об онтологической сущности человека просыпается в Самсоне только тогда, когда он оказывается в яме. «…Вы, подумайте только, каково по Ильинке-то идти. Это все равно, что грешную душу дьяволы, прости Господи, по мытарствам тащат. А там мимо Иверской, как мне взглянуть-то на нее, на матушку?.. Знаешь, Лазарь, Иуда – ведь он тоже Христа за деньги продал, как мы совесть за деньги продаем.…А что ему за это было?» (Действие 4, явление 4)

        Стыд и совесть, категории, чуждые в купеческом мире, заговорили в Самсоне, когда он остался наедине с собой в яме-тюрьме. Островский намеренно моделирует в пьесе ситуацию, восходящую к библейскому мифу о Самсоне и Далиде. Физическая сила библейского Самсона – результат Духа Божьего, нисходящего на героя. Потеря такой силы – это не столько результат потери волос, а скорее результат ослабления веры. Сила возвращается к Самсону в заточении, и тогда он погибает, уничтожая врагов своих.

        Наложение истории библейского Самсона на историю Самсона Большова в комедии играет решающую смыслообразующую функцию. В Большове живут два человека, человек-купец и Человек, созданный по образу и подобию Божьему, наделенный духом. Но Человек побежден купцом, оценен им в 25 копеек, а Подхалюзиным в 10. И только в финале Человек просыпается в человеке, тесня купца. В яме Большову открылось противостояние Христа и Иуды внутри человека и внутри себя. Акт осознания Большовым внутреннего противоречия человека сопровождается предательством дочери и зятя-сына. Только что победивший Человек вновь побежден купцом. Символичны последние в пьесе слова Подхалюзина, обращенные в зал: «…А вот мы магазинчик открываем: милости просим! Малого робенка пришлете – в луковице не обочтем» (Действие 4, явление 5)

        В этом неутешительном финале все-таки есть позитивное начало. Иуда, купец маскируется под Человека. Где-то в глубинах души Подхалюзиина, на уровне подсознания, все же живет тот нетленный образ Человека, который нужен настоящему Подхалюзину пока что, как маска. Но возможно, когда-то он станет Лицом.

        Надежды на это только в жанре пьесы. Драматический конфликт как сосуществование взаимоисключающих начал в человеке, Христа и Иуды, решается в жанре комедии.

        А.Н. Островский продолжает традицию Н.В. Гоголя. Комедия – это смех сквозь слезы. Данный жанр органичен для воплощения конфликта, основанного на незнании человеком себя и мира, в котором он живет. За счет введения в сюжет библейского мифа границы действия расширяются и утрачивают конкретно-исторические рамки. Отношения, длящиеся в историческое время, вписываются в вечный сюжет. История купца Большова перерастает в историю человека как представителя человеческого рода. Драма жизни человека – в его пограничном существовании, на пороге двух миров, вечного и конкретно-исторического. Неосознанная человеком двумирность собственного бытия рождает комические коллизии с драматическим содержанием.

        В течение всего последующего творчества А.Н. Островский не откажется от такого принципа изображения жизни человека. Но можно говорить об эволюции сознания героя Островского.

        Переходной пьесой на пути к изображению героя, сознающего двумирность жизни, становится «Доходное место» (1856 г.) В пьесе четко обозначены противоборствующие стороны. Вышневский и его племянник Жадов – носители противоположных точек зрения. Дядя, проживший большую жизнь, уверен, что все в мире имеет свою цену. Так устроено общество, таким же образом устроены люди. Деньги, независимо от того, каким путем они заработаны, имеют для человека сверхценность. Они становятся его визитной карточкой. В рассуждениях Вышневского есть своя неоспоримая логика. «Какое дело обществу, на какие доходы ты живешь, лишь бы ты жил прилично и вел себя, как следует порядочному человеку. Ну, а если ты будешь ходить без сапог и читать всем мораль, так уж извини, если тебя не примут в порядочных домах и будут говорить о тебе как о пустом и даже вредном человеке…Я служил в губернских городах…Люди – везде люди. И там смеялись при мне над одним чиновником, который жил только на жалование с большой семьей, и говорили по городу, что он сам себе шьет сюртуки; и там весь город уважал первейшего взяточника за то, что он жил открыто и у него по два раза в неделю бывали вечера» (Действие 1, явление 9)

Вышневский уверен: закон общества, против которого бессмысленно бороться, – деньги. Он внимательно следит за Жадовым, живущим по совести. И в финале признается, что боялся победы племянника, ибо она стала бы приговором ему и всей его жизни. Сомнение в верности принципа, все на деньгах основано, не покидает Вышневского, когда он наблюдает за своей женой. Когда-то он купил жену и думал, что купил ее любовь. Но сколько бы денег ни тратил на Анну Павловну, делая ей сумасшедшие подарки, он так и не добился от нее чувства.

        Логика Вышневского держится на упразднении духовной сущности человека. Точка зрения Жадова основана как раз на вере в силу человеческого духа, способного противостоять соблазнительным, разрушительным тенденциям времени. Герой на своем опыте хочет доказать, что можно жить честно и тогда, когда бесчестие становится общественной нормой. «Я буду жить трудом. Я надеюсь, что спокойствие совести может заменить для меня земные блага. … Не верю я вам. Не верю я тому, чтобы честным трудом не мог образованный человек обеспечить себя с семейством. Не могу верить и тому, что общество так развратно!» (Действие 1, явление 9)

        Сюжет пьесы развивается таким образом, что Жадов не выдерживает испытания бытом, о чем когда-то предупреждал его дядя. Честный труд Жадова не позволяет ему обеспечивать благосостояние жены. Семейный разрыв заставляет Жадова идти на поклон к дяде и просить доходное место. Но он еще не знает, что Вышневский уже лишен власти. Таким образом, в финале оба героя потерпели фиаско.

Поражение Жадова – от незнания жизни. Его благородство и идеалы книжные, но жизнь не укладывается в книгу. Отставка Вышневского – дело уголовное. Но то, что конфликтующие герои терпят поражение, наводит на мысль о том, что главный конфликт не между ними. Оба героя переживают столкновение не друг с другом, а с жизнью. Вышневский в своем жизненном поведении ориентируется на распространенную в обществе модель поведения человека. Он подчиняется этой модели и убивает в себе все личное, превращаясь в марионетку. Жадов идеализирует человека. И хотя после первого урока, преподнесенного жизнью, он быстро восстанавливается, заявляя, что вся его жизнь «будет состоять из трудов и лишений», но у читателя есть основания ему не доверять. Причиной, сломившей героя, стала безделица, шляпка, подаренная жене ее сестрой. Если такая мелочь может существенно повлиять на выбор героя, то все его последующие заявления о верности своей идее вызывают сомнения.

        И Вышневский, и Жадов сознательно делают свой выбор, исходя из разных посылов. Главный вопрос пьесы остается за рамками сюжета: можно ли найти в жизни золотую середину, не уводящую от повседневных забот о хлебе насущном и не унижающую, а возвышающую человека.

        Пьеса заканчивается отставкой и последовавшей болезнью Вышневского, восстановлением семьи Жадова и его возвращением, хотя бы на словах, к прежним убеждениям. Но финальный хеппи-энд не разрешает главного конфликта пьесы – столкновения двух жизненных правд, предельно негативной и предельно положительной. Для драматического произведения такой финал – неожиданность и больше напоминает открытый финал эпического произведения.

Драматургия А.Н. Островского тяготеет к эпичности. Именно это ее качество заметил Н.А. Добролюбов, назвав пьесы художника «пьесами жизни», но видел в них обличение «темного царства» и призыв к обновлению социальной действительности.

Драма жизни для Островского заключается в сосуществовании в ней двух равновеликих правд. Правда человека как представителя общества и истина существования онтологического человека в мире не сопрягаются. Сознание современного человека не в состоянии или различить эти две правды, или выбрать какую-либо одну. Проблема такого выбора становится определяющей дальнейшее творчество Островского.