Д.И. Фонвизин – поэт-сатирик («Послание к слугам моим Шумилову, Ваньке и Петрушке»).

Фонвизин широко известен как автор комедии «Недоросль», как смелый и блистательный сатирик. Но творец «Недоросля» был не только крупным и талантливым драматургом XVIII века. Он — один из основоположников русской прозы, замечательный политический писатель, воистину великий русский просветитель, бесстрашно, в течение четверти века, воевавший с самодержавием Екатерины II. Эта сторона творческой деятельности Фонвизина изучена недостаточно, и потому прежде всего, что до сих пор не собраны и не изданы все оригинальные и переводные сочинения Фонвизина. Тем самым не выяснен до конца воинствующе-просветительский характер его художественных произведений, их место в общественной жизни России в канун появления радищевской революционной книги «Путешествие из Петербурга в Москву» (1790).

Пушкин первый указал, что Фонвизин не только «сатиры спелой властелин», но и «друг свободы». Оценка эта относится к 1823 году. Поэт в то время находился в ссылке на юге. Ненавистник рабства, он ждал революции, отлично понимая, что «политическая наша свобода неразлучна с освобождением крестьян». Для Пушкина понятия просвещение и свобода — равнозначны. Только благодаря просвещению может быть достигнута свобода. И освобождение будет осуществлено просвещенными дворянами при «единодушии» всех сословий, которые «соединятся» «в желании лучшего» «противу общего зла». Пушкин записал эти мысли в 1822 году в «Заметках по русской истории XVIII века».

Тогда же ему открылась благородная и беззаветная деятельность русских писателей-просветителей XVIII столетия.

В яростной схватке с екатерининским правлением мужественно погибли Новиков, «рассеявший первые лучи просвещения», Радищев — «рабства враг», Фонвизин — «друг свободы». Их сочинения — художественные и политические, печатные и рукописные — использовались современными деятелями. Пушкин неоднократно призывал участников декабристского движения помнить о своих предшественниках, — помнить, чтобы чувствовать опору и черпать силу в живой, давно уже начатой борьбе за свободу отечества.

Решительно встав на позиции просветительства уже в 60-е годы, Фонвизин все свое дарование художника подчинил служению великой цели. Идеология просвещения подняла его на гребень неукротимо возникавшего русского освободительного движения. Передовая идеология определила его эстетические искания, его художественные достижения, его решительное сближение литературы с действительностью.

Дата создания еще одного замечательного стихотворного произведенияФонвизина "Послания к слугам моим Шумилову, Ваньке и Петрушке" точно не установлена. Вероятнее всего, оно написано между 1762 и 1763 годами. Не менее дерзкое по содержанию, чем "Лисица-Кознодей", "Послание" также попадало к читателям без имени автора, в рукописных списках. Многие десятилетия и после смерти поэта оно не могло быть напечатано. Понятно, что историкам литературы трудно установить точную датировку при такой ситуации. В стихотворении с первых же строк заявлена вроде бы несколько отвлеченная, философская проблема: для чего создан "белый свет" и какое место в нем отведено человеку. Однако за разъяснениями автор, он же и один из героев "Послания", обращается не к ученым мужам, а к своим слугам. Успевшему поседеть немолодому "дядьке" (то есть слуге, приставленному к барину, чтобы "присматривать" за ним) Шумилову. Кучеру Ваньке, по всей видимости, человеку средних лет, успевшему уже многое повидать в своей жизни. И Петрушке, самому молодому и потому самому легкомысленному из троицы слуг.

Демократизм Фонвизина, о котором позже упомянет в одной из своих статей Белинский, проглядывает в этой уважительной просьбе героя-барина к людям низшего сословия ответить на вопрос, который не дает ему покоя:

      Скажи, Шумилов мне: на что сей создан свет?     

И как мне в оном жить, подай ты мне совет.      

Любезный дядька мой, наставник и учитель,

И денег, и белья, и дел моих рачитель!    

Боишься бога ты, боишься сатаны:    

Скажи, прошу тебя, на что мы созданы?     

На что сотворены медведь, сова, лягушка?  

На что сотворены и Ванька и Петрушка?     

На что ты создан сам? Скажи, Шумилов, мне!      

На то ли, чтоб свой век провел ты в крепком сне?      

О, таинство, от нас сокрытое судьбою!     

Трясешь, Шумилов, ты седою головою.

Шумилова приставили "ходить за барином" (так в те времена говорили), когда тот был еще ребенком. Вместе со своей женой, кормилицей барина (женщины-дворянки редко сами вскармливали своих детей), он вынянчил хозяина. Всю жизнь служили эти двое крепостных людей господам верой и правдой, работали "руками и ногами" и не помышляли об отвлеченных материях. Психологический портрет дядьки Шумилова выписан точно. Он видит свое жизненное назначение в том, "чтоб быть век слугою" и подчиняться воле хозяина. Покорное и однообразное существование приниженного жизнью человека. Такой и задумываться-то не станет, как ответить на поставленный вопрос: его ли ума это дело! Все, на что он здесь способен, переадресовать вопрос другому:

      …не знаю я того,

Мы созданы на свет и кем и для чего.      

Я знаю то, что нам век должно быть слугами      

И век работать нам руками и ногами;

Что должен я смотреть за всей твоей казной      

И помню только то, что власть твоя со мной.     

Я знаю, что я муж твоей любезной няньки;  

На что сей создан свет, изволь спросить у Ваньки.

Кучер Ванька наделен совершенно иным характером: и по внешнему виду, и по манере держаться, и по разговору он очень отличается от дядьки Шумилова. Если тот от неуверенности "трясет седою головою", то Ванька – лихач и забияка, человек, знающий себе цену. У него "широкие плеча, большая голова", самоуверенный вид и тон разговора. И хотя автор слегка над ним подсмеивается, но, видно, что и уважает. Не случайно прибегает он к высокой лексике, описывая его кучерские обязанности: "во области твоей кони и колесница". Ирония на равных с уважением и тогда, когда Фонвизин величает кучера "великим мужем". Специальное авторское примечание посвящено этому герою: "Ваньке поручено было смотреть над каретой и лошадьми".

Положение кучера в господском доме предоставляло подневольному человеку некоторую независимость и право на самоуважение. Ведь как ни иронизируй седок-хозяин над "великим мужем", своим кучером, однако во время поездки он в известной степени находится в его власти: зависит от умения и сноровки Ваньки, от надежности упряжи и лошадей. Правда, мы встретим в тексте строчки, говорящие о том, что Ваньке приходилось порою не править лошадьми, а "трястись назади" кареты:

      С утра до вечера держася на карете, Мне тряско рассуждать о боге и о свете.

И еще:

      Довольно на веку я свой живот помучил,    

И ездить назади я истинно наскучил.

Но как бы там ни было, у кучера всегда остается возможность хорошо приглядеться к окружению, его изучить. Вот почему вопрос о мироздании и месте человека в нем предлагается теперь Ваньке в надежде, что он ответит и пространнее, и толковее:

      Готовься на вопрос премудрый дать ответ,  

Вещай, великий муж, на что сей создан свет.

И кучер Ванька отвечает. С гораздо боўльшим достоинством, нежели дворовый дядька Шумилов. Отвечает не сразу. Сначала жалуется на свое незавидное положение:

      Вещает с гневом мне: "На все твои затеи   

Не могут отвечать и сами грамотеи.  

И мне ль о том судить, когда мои глаза

Не могут различить от ижицы аза?    

С утра до вечера держася на карете,

Мне тряско рассуждать о боге и о свете;   

Неловко помышлять о том и во дворце,      

Где часто я стою смиренно на крыльце,     

Откуда каждый час друзей моих гоняют      

И палочьем гостей к каретам провожают".

Какая яркая картина! Неглупый и смекалистый человек, который рад бы поучиться, чтобы отличать "от ижицы аз" (буквы в старом русском алфавите), с утра до вечера только тем и занят, что сопровождает карету или бестолково простаивает долгие часы на крыльце роскошных особняков, ожидая барина. Сколько же сцен за это время прошло перед его глазами, сколько мыслей пронеслось в голове! Но зато он не уронит себя, отвечая на вопрос. Он-то знает, о чем говорит:

      Но если на вопрос мне должно дать ответ,  

Так слушайте ж, каков мне кажется сей свет:     

Москва и Петербург довольно мне знакомы;  

Я знаю в них почти все улицы и домы.      

Шатаясь поў свету и вдоль, и поперек,     

Что мог увидеть я, того не простерег.     

Видал и трусов я, видал я и нахалов,      

Видал простых господ, видал и генералов.  

А чтоб не завести напрасный с вами спор,  

Так знайте, что весь свет считаю я за вздор.    

Довольно на веку я свой живот помучил,    

И ездить назади я истинно наскучил.

Извозчик, лошади, карета, хомуты    

И все, мне кажется, на свете суеты.

Здесь вижу мотовство, а там я вижу скупость;    

Куда ни обернусь, везде я вижу глупость.

Суждения кучера Ваньки – центральная и самая важная часть стихотворения. Выбрав проводником своих идей простого человека из народа, Фонвизин дает резкую характеристику порядков в стране. Никакие церковные догматы, никакие правительственные уложения не объяснят и не оправдают общественного устройства, при котором торжествует система всеобщего лицемерия, обмана и воровства:

      Попы стараются обманывать народ,    

Слуги – дворецкого, дворецкие – господ,   

Друг друга – господа, а знатные бояря     

Нередко обмануть хотят и государя;  

И всякий, чтоб набить потуже свой карман,

За благо рассудил приняться за обман.     

До денег лакомы посадские, дворяне,

Судьи, подьячие, солдаты и крестьяне.     

Смиренны пастыри душ наших и сердец

Изволят собирать оброк с своих овец.      

Овечки женятся, плодятся, умирают,  

пастыри притом карманы набивают,    

За деньги чистые прощают всякий грех,     

За деньги множество в раю сулят утех.     

Но если говорить на свете правду можно,   

То мнение мое скажу я вам неложно:  

За деньги самого всевышнего Творца  

Готовы обмануть и пастырь, и овца!

Какая живописная конкретизация фонвизинской мысли из "Завещания Н.И. Панина"! Помните? "Кто может – грабит, кто не может – крадет". Особенно достается "смиренным пастырям", то есть попам и вышестоящим церковникам. Они не просто обирают "овечек" (своих прихожан), не просто плату за обряды кладут в карман вместо того, чтобы пустить на нужды церкви и прихожан. Они делают это, используя святое слово проповеди, бессовестно объявляя своим сообщником самого Господа Бога! За деньги прощается самый страшный грех. Куда уж дальше! Заявленный в начале стихотворения умозрительный философский вопрос переводится, таким образом, в насущную социальную плоскость. Порядки, царящие в "здешнем свете", настолько нелепы и дурны, что непонятно, для чего этот свет и существует!

      Что дурен здешний свет, то всякий понимает,     

Да для чего он есть, того никто не знает.

Хотя рассуждения Ваньки и являются кульминационной, самой острой по мысли частью "Послания", однако за ними следует еще один любопытнейший фрагмент текста. Фонвизин стремился не только дать живую бытовую сценку из реальной жизни, но показать психологическое своеобразие характера героя. Люди на этом свете разные. Не все, как Шумилов, смирились и не позволяют себе слова лишнего сказать. Не все, как Ванька, чувствуют себя обделенными, возмущаются и негодуют. Есть и такие, что готовы этот "свет" не задумываясь принять, извлекая для себя выгоду даже из его пороков. Это веселые и легкомысленные люди, по большей части еще совсем молодые, еще только выбирающие дорогу в жизни. Таков Петрушка, которому в свою очередь, но уже в заключительной части "Послания", предоставляется слово для ответа.

"Я мысль мою скажу, – вещает мне Петрушка, –    

Весь свет, мне кажется, ребятская игрушка;      

Лишь только надобно потверже то узнать,   

Как лучше, живучи, игрушкой той играть.   

Что нуўжды, хоть потом и воўзьмут душу черти,   

Лишь только б удалось получше жить до смерти!   

На что молиться нам, чтоб дал Бог видеть рай?   

Жить весело и здесь, лишь ближними играй.

Играй, хоть от игры и плакать ближний будет;    

Щечи его казну, – твоя казна прибудет,    

А чтоб приятнее еще казался свет,   

Бери, лови, хватай все, что ни попадет.   

Всяк должен своему последовать рассудку:  

Что ставишь в дело ты, другой то ставит в шутку.      

Не часто ль от того родится всем беда,    

Что тешиться хотят большие господа,

Которы нашими играют господами      

Так  точно, как они играть изволят нами?  

Создатель твари всей, себе на похвалу,    

По свету нас пустил, как кукол по столу.  

Иные реўзвятся, хохочут, пляшут, скачут,  

Другие морщатся, грустят, тоскуют, плачут.      

Вот так вертиўтся свет! А для чего он так,      

Не ведает того ни умный, ни дурак".

Над словами Петрушки следует особенно основательно поразмыслить. Не правда ли, его позиция близка по духу немалому числу молодых людей в наши дни?! На первый взгляд, она проста и необременительна: бери, не задумываясь, что само в руки идет, – хотя оно вовсе и не твое. Но, оказывается, и Петрушка находится в растерянности, не понимает, для чего так жить. Его восприятие жизни как игры, его программа "бери, лови, хватай все, что ни попадет" заводят в тупиковую ситуацию. Все играют друг другом: большие господа – малыми господами, а те – простыми людьми. Простые же люди "щетят" (берут, воруют) друг у друга. В соответствии с легкомысленным характером Петрушки, его "игровым" взглядом на жизнь то кощунственное предположение, которое он вынужден сделать: во всем повинен Создатель, то есть Господь Бог, это он так сотворил мир, чтобы люди играли друг другом. Но здесь Петрушка совсем уже теряется и признается, что ответа он не знает. Разные характеры у дядьки Шумилова, Ваньки и Петрушки. И подход к жизни у них разный. Но все они сходятся в одном: "этот свет" устроен неразумно. А вот почему так? За окончательным решением обращаются они к своему господину:

      И трое все они, возвыся громкий глас,     

Вещали: "Не скрывай ты таинства от нас:   

Яви ты нам свою в решениях удачу,   

Реши ты нам свою премудрую задачу!"

Но и тот, оказывается, не знает ответ:    

А вы внемлите мой, друзья мои, ответ:     

"И сам не знаю я, на что сей создан свет!"

Обратите внимание на то, как сама композиционная форма произведения подчеркивает тупиковость ситуации: стихотворение начиналось вопросом героя-барина к слугам и к нему же в финале этот вопрос вернулся неразрешенным.

Какое же это, однако, непростое произведение! Из непритязательной сюжетной картинки (трое слуг рассуждают вроде бы на отвлеченную тему) вырастает масштабная картина жизни русского общества. Она захватывает быт и мораль простолюдинов, служителей церкви, "больших господ". Она включает в свою орбиту самого Создателя! "Послание" было смелым и рискованным вызовом и политике, и идеологии правящих кругов. Потому оно и не могло быть в те времена напечатано, ходило в рукописных списках. "Здешний свет" живет неправдою – таков заключительный вывод произведения.

Сатирическое "Послание к слугам…" относится по форме к "низкому" жанру. Лексика его сниженная, много просторечных и даже грубых выражений: "Наморщились его и харя, и чело", "Довольно я молол, пора и помолчать" и т.д. Простодушна и комична, казалось бы, сама ситуация. Слуги передоверяют друг другу решение вопроса: "На что сей создан свет, изволь спросить у Ваньки"; "Петрушка, может быть, вам станет отвечать". Но за этой "простотой" и комичностью "низкого" жанра стоит, как мы видели, автор со своим грустным "смехом сквозь слезы". Не случайно время от времени прорывается здесь высокая лексика, ирония окрашивается в печальные тона, а комические детали служат развертыванию психологических и нравственных диссонансов.

Приведем в доказательство лишь один, но выразительный пример. Герой-автор (он же барин и хозяин слуг) демонстрирует достаточно сложное отношение к своему дядьке Шумилову. Шумилов служит барину всю свою жизнь, он ответственен за все промахи хозяина:

      Любезный дядька мой, наставник и учитель,

И денег, и белья, и дел моих рачитель.

Трудно не увидеть в этих строчках иронию и даже насмешку: учительство приравнивается к присмотру за бельем. Но в то же время видно, что герой-автор привязан к дядьке и даже любит его. Ему грустно и неловко, что Шумилов "свой век провел в крепком сне", безропотно служа господам. Потому далее следует "высокая" строка, обнаруживающая растерянность образованного и гуманного барина перед этой сложной нравственной и психологической ситуацией:

      О, таинство, от нас сокрытое судьбою!

Содержание и художественная форма фонвизинского стихотворения многозначны и многомерны. Хорошо сказал об этом Белинский: "Сын XVIII века, умный и образованный, Фонвизин умел смеяться вместе и весело, и ядовито. Его “Послание к Шумилову” переживет все толстые поэмы того времени".