Исходной формой отношения субъектов в лирике был субъектный синкретизм, порожденный нечеткой отклоненностью в фольклорно-мифологическом сознании и тексте «я» и «другого», автора и героя, легкостью пересечения субъектных границ, ещё не успевших отвердеть.
1.Субъектный синкретизм, исторически общий для лирики и повествовательного фольклора, в лирике имел особую судьбу. В повествовательном фольклоре со временем автор (субъект) четко отделил себя от героя (объекта). Но именно этого не произошло в лирике: в ней не совершилось такое разделение, а вместо четких субъект-объектных отношений между автором и героем сохранились отношения субъект-субъектные.
2.Во вторую большую эпоху истории поэтики – эпоху риторической поэтики – синкретизм автора и героя принимает в лирике форму «нераздельности – неслиянности». В отличие от фольклорной поэзии субъекты теперь не только одноприродны («нераздельны»), но и разноприродны («неслиянны»). Особенно это очевидно в литургической поэзии. Тем не менее, ещё и в барокко «я» не осознает своей автономности и не воспринимает себя как «свободную индивидуальность, а свою натуру – как противостоящую традиционным нормам».
3.Автономный и самоценный субъект рождается в третью эпоху истории поэтики – в поэтике художественной модальности (неканонической поэтике), переход к которой совершается с середины XVIII по начало XIX в. В это время в лирике складывается новая форма отношений между субъектами: наряду с синкретизмом и нераздельностью – неслиянностью возникает дополнительность автора и героя.
Наиболее дифференцированно субъектная сфера современной лирики описана Б.О. Корманом, который различает автора-повествователя, собственно автора (представляется для Тамарченко неудачным, поэтому она заменяет его на термин лирическое «я»), лирического героя и героя ролевой лирики. Повествователь ближе авторскому плану в сфере лирического произведения, герой ролевой лирики – к геройному плану (почти совпадая с ним), а лирическое «я» и лирический герой занимают промежуточное место.
Герой ролевой лирики – это тот субъект, которому принадлежит высказывание, открыто выступает в качестве «другого», героя, близкого.
В стихотворениях с повествователем* характерная для лирики ценностная экспрессия выражается через внесубъектные формы авторского сознания: высказывание принадлежит третьему лицу, а субъект речи грамматически не выражен. Именно при такой форме высказывания создается наиболее полная иллюзия неразделенности говорящего на автора и героя, а сам автор растворяется в своем создании.
В отличие от повествователя лирическое «я»** имеет грамматически выраженное лицо, но при этом не является объектом для себя. На первом плане не он сам, а какое-то событие, обстоятельство, ситуация.
Стихотворения с лирическим «я» в ряде случаев трудно отличимы от стихотворений, в которых появляется форма – лирический герой. Если лирическое «я» - это субъект-в-себе, то лирический герой – это ещё и субъект-для-себя, т.е. он становится собственной темой. (Понятия «субъект» и «объект» не адекватны природе лирического героя, НЕ ИСПОЛЬЗУТЕ их. Обязательно говорите именно о субъекте-в-себе и субъекте-для-себя). Лирической герой, по Бахтину, не образ – характер, а образ – личность. Ведь характер – это «объектный образ» (а мы уже выяснили, что понятие «объект» неприменимо к лирическому герою), а образ личности (т.е. не объектный образ, а слово) – это человек, увиденный изнутри в качестве «я» и не поддающийся объектному познанию.
Парадокс лирического субъекта: он именно герой, изображенный субъект (образ), не совпадающий с автором, но условием его восприятия является «постулирование в жизни его двойника» (Гинзбург), «самого поэта» (Корман), притом речь идет не о читательском произволе, а о двойном восприятии, заложенном в художественной системе.
Здесь нельзя поставить вопрос: либо (автор) – либо (герой). Если мы закрываем глаза на авторскую позицию лирического субъекта, то оказываемся вынужденными понимать его по аналогии с эпическим или драматическим персонажем, что стирает специфику лирики. Если мы игнорируем его геройную ипостась, то мы стираем специфику искусства. В этот момент на сцене (та-да J) появляется принцип дополнительности. Созданию дополнительности автора и героя служат формы косвенного представления лирического субъекта, при которых он смотрит на себя как на «другого» - как на «ты», «он» - обощенно-неопределенное лицо, не совпадающее со своим носителем***. Направленность на «другого» - важнейшая особенность современной лирики. Благодаря такой направленности в стихотворении между лирическими субъектами могут возникать диалогические отношения (например, стих Пушкина «Что в имени тебе моем?»). Новые формы отношения автора и героя породили «лирику чужого я», «поэтическое многоголосие» (Корман), субъектный неосинкретизм и лирический диалог (Бройтман).
4.Завершаются эти процессы в лирике XXгг. Наряду с традиционными появляются субъектные структуры, в которых исходным началом становится нерасчленимость субъектов.
Поможем написать любую работу на аналогичную тему