Т.Парсонс рассматривает функциональный подход в качестве средства социологического анализа, позволяющего переместить исследовательский фокус с социально-психологического уровня на уровень анализа социальных институтов и крупномасштабных систем. Т. Парсонс отмечал при этом важность сохранения «точки зрения актора» (субъекта действия). Такой подход, по его мнению, дает возможность отграничить социологическую теорию от бихевиористских концепций, исключающих из рассмотрения субъективные аспекты поведения. Осуществлению этой цели способствовала разработанная Т. Парсонсом «волюнтаристская теория социального действия», в которой им была предложена модель анализа действия с учетом как его субъективных аспектов (мотивы, стремления и т.д.), так и внешних детерминант (нормы, ценности). Сопричастность теории действия Т. Парсонса традициям «понимающей» социологии (особенно веберовскому подходу), подчеркивающей значение анализа мотивационно-смысловой структуры личности, не подлежит никакому сомнению, и в свое время (40-50-е годы) эта теория нередко противопоставлялась позитивистским, бихевиористским концепциям.
Однако по мере развертывания Т. Парсонсом структурно-функционального подхода и окончательного перемещения исследовательского интереса к анализу социальных систем в его теории закономерно усиливается объективистская тенденция, что накладывает заметный отпечаток на трактовку субъективных аспектов человеческого поведения. В работах 50-х годов Т. Парсонс и его сотрудники формулируют новую «систему координат» для анализа процессов социального взаимодействия. Это так называемые четыре обобщенных условия социального эквилибриума (равновесия), три из которых совпадают с известными ньютоновскими аксиомами движения. Обращение Парсонса к физикалистским принципам анализа дало повод Дж. Ландбергу заявить, что Парсонс целиком принял позитивистско-натуралистический подход и «вернулся в колыбель позитивизма». Независимо от того, насколько последовательной была интерпретация сторонниками Парсонса аксиом Ньютона, можно сказать, что в этот период окончательно утверждается объективно-детерминистский взгляд на природу социальных отношений, тогда как прежде Т. Парсонс настаивал на преимуществе «волюнтаристской» точки зрения.
Считая вслед за Дюркгеймом и Рэдклифф-Брауном важнейшими функциональными предпосылками социальной системы выживание, сохранение и стабильность, Т. Парсонс сосредоточивается на анализе процессов интеграции личности, социальной системы и культуры. Эта тема занимает одно из центральных мест в его основополагающей работе «Социальная система» (1951). В ней поведение индивида рассматривается уже не как частично обусловленное внешними нормами и ценностями, а как целиком обусловленное культурными и нормативными элементами. «Волюнтаристский» аспект деятельности личности значительно сужается и сводится к выбору альтернативных типов действий в рамках общего приспособления к господствующим ценностям и нормативным требованиям. Несмотря на то что Т. Парсонс по-прежнему подчеркивает важность учета точки зрения действующего лица, она практически утрачивает самостоятельное значение. В методологическом плане это означает, что «принцип понимания», постулируемый им в ранних работах, вытесняется принципом «объяснения», т.е. признанием решающей роли .внешних факторов. В поздних работах Парсонс фактически принимает бихевиористский подход к личности, объясняющий поведение человека как совокупность реакций на стимулы внешней среды, хотя в содержательном плане толкование и личности, и социальной среды у него существенно иное. В 60-е годы в работах Т. Парсонса натуралистический крен еще более усиливается; взаимосвязь между организмом, личностью, социальной и культурной системами истолковывается с позиции кибернетического подхода как последовательная иерархия информационного контроля.
Необходимо отметить, что использование естественнонаучных принципов в теории Парсонса не только было нацелено на решение познавательных задач, но и выполняло определенную идеологическую функцию, связанную с претензией преодолеть «ограниченность» классового, партийного подхода к анализу социальных явлений. По его собственному признанию, «кибернетический подход предлагал выход из бесконечных споров о значении классовых факторов в детерминации социальных процессов и общественного развития». В своей теории социального развития (неоэволюционизм) Т. Парсонс столь же последовательно придерживается натуралистического взгляда, рассматривая социальные изменения по аналогии с биологической эволюцией.
Эти аспекты парсонсовской социологической теории дали повод критикам обвинить ее в переоценке роли нормативно-ценностной системы, дегуманизации личности, в неправомерном ограничении «свободы действующего лица потребностями-установками личности» и т.д. В трактовке взаимоотношения личности и общества Т. Парсонс верно отмечает, что содержание человеческой личности определяется совокупностью данных социальных отношений, но их природа остается не раскрытой, а
44
личность истолковывается как пассивный продукт обстоятельств. В его теории, как и в других функционалистских концепциях, находят отражение реальные черты современной капиталистической действительности, где удел человека ‑ приспособление к чуждому ему социальному миру.
Марксизм, как известно, признает обусловленность поведения личности внешними социальными обстоятельствами, где решающая роль принадлежит структуре производственных отношений. Но в отличие от функционализма и бихевиоризма марксистская теория указывает на активный, творчески преобразующий характер человеческой деятельности, благодаря которой изменяется и социальный мир, и сам человек. Одной из причин, обусловливающих ошибочность функционалистской теории личности и общества, явились идеалистическая интерпретация роли социальных норм и ценностей, абсолютизация и отрыв их от общественного бытия и материально-практической деятельности. Не сумев раскрыть природу и источники образования общественных норм и ценностей, Т. Парсонс относит их существование к сфере «предельной реальности», в неокантианском духе постулирует универсальный и вневременной характер ценностей.
Итак, в концепции Т. Парсонса логика принятой функционалистской методологии закономерно вызывает преобладание объективистского подхода, что приводит к механистической трактовке взаимоотношений личности и общества и в конечном счете к отрицанию постулированной прежде специфики социальной реальности. Тенденция к преобладанию объективистского подхода свойственна социологическому функционализму в целом, и многие с ней соглашаются, усматривая в этом залог освобождения социологии от пут психологизма и субъективизма. Однако попытки воплощения присущего функционализму объективистского анализа в практике эмпирических исследований наталкиваются на еще большие трудности, обусловленные желанием многих социологов подчеркнуть значение специфических субъективных аспектов человеческого поведения для более полного понимания объективно существующих закономерностей. Так, в методологической концепции Р. Мертона, преследующей цель модифицировать понятийный аппарат функционального анализа применительно к области эмпирических исследований, многие трудности и противоречия как раз и объясняются неспособностью последовательно провести объективный подход в понимании общественных явлений. Определяя функцию в объективно-натуралистическом духе как «наблюдаемые последствия, которые способствуют адаптации или приспособлению данной системы», Р. Мертон озабочен тем, чтобы уточнить эту характеристику с целью максимально возможного учета специфических аспектов общественных явлений (мотивы, желания, оценки и т.д.). Вместе с тем он неоднократно подчеркивает, что не следует смешивать «субъективные мотивы и стремления с объективной категорией функции». Наиболее существенными дополнениями Р. Мертона к словарю функционального анализа явилось введение категорий «дисфункция», «явная» и «латентная» функция. Эвристическое значение этих понятий заключается в том, что они предназначались для анализа и описания специфических свойств социальных явлений по сравнению с природными. Прежде всего это касается понятий «явной» и «латентной» функций, которые, по словам М. Леви, «призваны учитывать точку зрения актора». Введение этих понятий в функциональный анализ имело своей целью разграничение двух классов объективно наблюдаемых последствий действий: тех, которые входили в намерения и сознавались участниками (явные функции), и тех, которые не входили в намерения и не осознавались (латентные функции). Методологическая важность разведения этих двух типов функций не подлежит никакому сомнению, однако, очевидно, их точная фиксация и описание вызывают значительные трудности, так как в их определение постоянно вклинивается субъективная оценка акторами своего поведения. Поэтому чрезвычайно сложно установить объективные стороны осознанных и неосознанных, намеренных и ненамеренных действий. Таким образом, обнаруживается своеобразный парадокс: в структурно-функциональном анализе в соответствии с исходными онтологическими допущениями предполагается учет специфических аспектов социальной действительности, но концептуализировать эти черты в строгих и точных понятиях не удается. Этот парадокс в концепции Р. Мертона разрешается за счет акцентирования внимания на объективную сторону социальных процессов ‑ подчеркиванием важности изучения латентных функций. Как раз в этом он видит главную задачу социологического исследования. Субъективной стороне социальных процессов отводится, в сущности, вспомогательная роль: мотивы, цели, намерения учитываются лишь при формулировке функциональных гипотез, лишь для того, чтобы оттенить объективный характер латентной функции. Подчиненная роль понятия явной функции объясняется, в частности, тем, что объективно научным смыслом в функционализме обладает только категория «латентная функция», представляющая собой синоним естественнонаучного понятия «функции», спроецированного на область социальных явлений. И все же перемещение исследовательского фокуса на анализ латентных функций не снимает вышеуказанных трудностей и противоречий, ибо и при ее содержательном истолковании вполне возможны субъективные оценки, связанные с учетом мнений действующего лица, а это идет вразрез требованиям логики функционального анализа. Итак, Р. Мертон, как и Т. Парсонс, начав с разграничения субъективных и объективных аспектов человеческого поведения, приходит в конечном счете к абсолютизации роли объективных моментов.
При использовании другого функционалистского понятия «дисфункции» также возникают большие трудности. В интерпретацию «отрицательных последствий» (дисфункций) легко могут вкрапливаться оценочные суждения и личные пристрастия социологов, ибо у каждого исследователя существует свое представление о «нормальном» общественном устройстве и возможных отклонениях от этого идеала. Этот краткий анализ методологической концепции Р. Мертона позволяет сделать вывод, что предложенная им интерпретация основных понятий структурно-функционального анализа оказалась неадекватной, так как она не обеспечила предполагаемого логикой функционального анализа объективного подхода к анализу социальных явлений. Отмеченные недостатки структурно-функционального анализа объясняют его редкое использование в эмпирических исследованиях; он применяется главным образом в сфере теоретического анализа, где с помощью номинальных определений можно избежать указанных трудностей.
Касаясь вопроса об обоснованности и строгости понятийного словаря структурно-функционального анализа, можно указать еще на одну присущую ему слабость ‑ его логико-эмпирическую неадекватность. На этот недостаток методологии структурного функционализма неоднократно обращали внимание ведущие представители западной философии науки. Но их критика в адрес функционального анализа велась с точки зрения физикалистской модели научного знания, принимаемой позитивистски ориентированной философией науки, что не могло не сказаться на оценке методологического значения функционализма. Так, нельзя согласиться с попытками философов науки (К. Гемпеля, Э. Нагеля) принизить роль функционального объяснения, расцениваемого по меркам причинной модели объяснения. Несмотря на то что использование структурно-функционального анализа в американской социологии выявило ряд серьезных логико-методологических проблем, отсюда вовсе не следует, что этот метод не обладает познавательной ценностью. Как верно отмечает Г.М. Андреева, необходимо разграничить те проблемы, которые присущи самому методу структурно-функционального анализа, и те проблемы, которые вырастают при условии применения функционализма в определенных философских рамках». Плодотворность использования принципов системной методологии, в том числе и структурно-функционального подхода, была доказана К. Марксом при анализе капиталистической общественно-экономической формации. Стало быть, философский и идеологический контекст применения функционального метода во многом определяют его познавательную эффективность.
Критический анализ использования принципов методологического натурализма представителями структурного функционализма позволяет сделать ряд выводов. В рамках функционализма, во-первых, метод и соответствующий ему концептуальный аппарат ни в коем случае не нейтральны по отношению к предмету социологии. Метод задает определенный угол восприятия изучаемых явлений и определяет их последующую интерпретацию и объяснение. Во-вторых, естественнонаучные понятия и принципы в процессе их использования в социальном .познании сохраняют в определенной мере свою эвристическую роль, но при этом возникают серьезные методологические проблемы, решение которых в значительной мере зависит от общетеоретической и идеологической ориентации исследователя. И наконец, третий момент: использование методологии структурно-функционального анализа в рамках буржуазной социологии приводит к абсолютизации объективных (лучше сказать, «нормативных») аспектов человеческой деятельности, что обусловлено свойственным ей антидиалектическим, метафизическим взглядом на общественную жизнь.
Поможем написать любую работу на аналогичную тему