Нужна помощь в написании работы?

            Решающий вклад в разработку понятия «примитивная ментальность» внес А. Аеви-Брюлъ (1857—1939). Он сделал поразительное открытие: оказывается, первобытный человек мыслил совсем не так, как современный. Дело вовсе не в том, что мышление было неразвитым. Оно было принципиально другим. Леви-Брюль, сопоставив первобытную и современную ментальность, поднял вопрос о том, существует ли, вообще говоря, универсальная логика. Он обратил внимание на колоссальное непонимание между людьми, которые были сформированы разными культурами. Для того чтобы отличить первобытную ментальность от ментальности современного человека, Леви-Брюль характеризует ее как мистическую, основанную на вере в сверхъестественные силы. Мышление первобытных людей он назвал дологическим. Как разъясняет Леви-Брюль, первобытный человек чувствует себя не только человеком, но и животным, поскольку он причастен к роду своего тотема. Он может одновременно находиться там, где он спит, и там, где разворачивается действие его сновидения. Из этих характеристик ментальности первобытного человека вытекает, что он мало способен к абстракции и обобщению. Он более восприимчив к качественным, чем к количественным отношениям. Его восприятие природы и всех существ сглаживает различия между природой и ее творениями. Леви-Брюль, проведя сущностные демаркации между первобытной и цивилизованной ментальностью, отметил, что между ними возможны оттенки и переходы. Более детальное изучение верований австралийцев и папуасов убедило Леви-Брюля в том, что мифология примитивных народов не организована, но исходит из типа довольно однородного опыта, который объясняется аффективной категорией сверхъестественного. Мифический мир текуч. Категории в нем не выделены, мифы имеют трансцендентную и животворящую силу. Они укрепляют чувство сопричастности. Что касается символов, то они преображают откровение в конкретный опыт, позволяя охватить невидимое. Впрочем, символизм характерен для менее примитивного этапа, нежели прямое ощущение единства реального и сверхъестественного. Первобытную ментальность изучал не только Леви-Брюль, но и неокантианец Э. Кассирер. По его мнению, примитивная ментальность отличается от нашей не какой-то особой логикой, а прежде всего своим восприятием природы. Это восприятие не является ни теоретическим, ни прагматическим, оно симпатическое, т.е. позволяющее слиться с натурой. Примитивный человек способен делать эмпирические различия между вещами, но гораздо сильнее у него развито чувство единства с природой, от которой он не отделяет себя. Поколения людей также образуют единую непрерывную цепь, которая поддерживается через перевоплощение предков. И это чувство непоколебимого единства жизни настолько сильно, что оно приводит даже к отрицанию смерти. В примитивных обществах она никогда не рассматривается как естественное явление. Мысль о том, что человек смертен, по своей природе глубоко чужда первобытной религиозной жизни. Это позволяет провести четкое различие между мифологической верой в бессмертие и позднейшими философскими попытками доказать бессмертие, например в «Федоне» Платона. Как подчеркивает Э. Кассирер, если что и нуждается в объяснении для первобытного человека, то это не факт бессмертия, а факт смерти. По его словам, первобытная религия есть, быть может, самое сильное и энергичное утверждение жизни, какое мы находим в человеческой культуре.

            Для древних греков окружавший их мир не был объективным миром в нашем смысле, он был их «миропредставлением», т.е. собственной субъективной оценкой мира со всеми важными для них реальностями, включая богов, демонов и пр. Античная ментальность обнаруживает свою специфику и в нас, когда мы пытаемся проникнуть, «вчувствоваться», например, в историю Индии с ее многочисленными народами и культурными формами. Это показывает, что нашему европейскому человечеству присуща определенная энтелехия (целеустремленность, целенаправленность), которая пронизывает любые изменения облика Европы. Возьмем, к примеру, римское право. Этого грандиозного и всемирно-исторического явления вполне достаточно для того, чтобы подтвердить следующую характеристику римского чувства социальной жизни. «На свете не было другого права, — отмечал А.Ф. Лосев, — которое бы так превратило живые человеческие отношения в голое вычисление, в алгебру; и чтобы создать эту рационалистическую громаду, нужны были века пластического, то есть схематического, ощущения социальной жизни. Только всенародный опыт безличной социальности так рассудочно и с такой беспощадной, свирепой, с такой нечеловеческой логикой мог воспроизвести живое общение личностей в виде схем, в виде самоочевидных выводов, в образе математически точно решаемых алгебраических уравнений, в виде римской юриспруденции или римской военной науки, получивших с тех пор мировое значение и сохранивших его вплоть до настоящего времени».

            Отечественный исследователь-медиевист А.Я. Гуревич посвятил ряд работ изучению средневековой ментальности. В центр культурологического анализа он поставил категорию личности. Все особенности исторической ментальности - восприятие времени и пространства, отношение к природе и сверхъестественному, понимание возрастов человеческой жизни, трудовая мораль и отношение к богатству и бедности, право, мир эмоций — представляют собой культурные феномены, проявляющиеся в человеческой личности. Указанные культурные феномены организованы в личности в единую систему. Собственно все они в целом и дают основания считать человека, обладающего ими, личностью. Причем, они находят выражение в ее сознании и бессознательном. Изучая личность конкретной эпохи, мы одновременно погружаемся в пучины ментальное, постигаем то содержание сознания, которое индивид разделяет с другими членами своей группы. При этом мы постигаем не общую ментальность, а некоторые черты самосознания и самоанализа человека. Поэтому для истолкования самосознания индивида лучше всего использовать такие исторические памятники, как автобиографии и исповеди. Средневековая ментальность такова, что человек той эпохи обязательно будет отождествлять себя с какой-либо моделью или образцом, взятым из древних текстов — библейских, созданных первыми христианами или отцами церкви. Точнее сказать, средневековая личность может «опознать» себя только в том случае, если она использует «фрагменты» других личностей, взятых напрокат из литературных текстов. Ментальность средневекового человека  была неизменно окрашена религиозностью, его постоянно мучили страхи. Вместе с тем менталитет средневековой культуры уже характеризовался нарастанием личностного самосознания, он представлял 'собой, особенно к концу средневековья, уже не только, безличные штрихи культуры, а способ самовыражения человека, его самореализации и самопонимания.

            Воссоздать полную картину изменений ментальностей в пространственно-временных параметрах, очевидно, еще предстоит науке, хотя ясно, что задача эта отнюдь не из легких. В процессе этой работы ученых, несомненно, ожидают чрезвычайно интересные открытия. Собственно, первые из них уже сделаны. Автор известной книги «Бегство от свободы» (1941) немецко-американский ученый Э. Фромм ввел понятие «социальный характер», которое является, по его словам, ключевым для интерпретации общественных процессов, в том числе и культурных. Проблемы коллективной ментальности ставились в работах Ж. Лефевра. Другой историк, основатель школы «Анналов» (наряду с М. Блоком), Люсьен Февр усматривал в коллективной ментальности не только биологическое, но и социальное основание. М. Блок посвятил одну из своих работ истолкованию сверхъестественного характера, который обретает королевская власть во Франции и в Англии с позднего средневековья до нашего времени. А. Дюпрон изучал неустойчивость священных образов крестовых походов и тропизмов странствия со времен прекращения походов в Святую Землю (XIII—XIX вв.). Структуралисты критически оценили концепцию примитивной ментальности, которую разрабатывал Леви-Брюль. Они дали собственное истолкование примитивного мышления и вместе с тем обогатили арсенал исследований новыми методами. Проблема ментальности разрабатывается также в психоанализе. Фрейд в «Моисее и монотеизме», «Коллективной психологии и анализе «Я» разрабатывал методы, которые позволили бы перекинуть мост через «бездну», разделяющую индивидуальную и коллективную психологию. Отыскивая пути перехода к изучению коллективной психологии, Фрейд сначала обращался к «архаическому» наследию, влияющему на формирование личности, в том числе к совокупности проблем, которые ставит перед индивидом социологическое, интеллектуальное или духовное образование в самом широком смысле слова. Историю ментальностей следует поместить в более обширный план всеобщей истории, в которой разработка понятий, формирующих жизнь людей в обществе, составляет культурный аспект, столь же важный, как и другие — экономический, политический и т.д. Это означает, что не может быть и речи о признании за социальной историей коллективной ментальности привилегированного места или чего-то вроде превосходства, исходя из ее более или менее духовного происхождения и ориентации. Вместе с тем, это законно признаваемое за ней место влечет отказ от упрощений, от игнорирования явлений исторической психологии, слишком часто получающих статус «идеологий» без исторического значения.

Получить выполненную работу или консультацию специалиста по вашему учебному проекту
Узнать стоимость
Поделись с друзьями