Нередко европейские исследователи проводили различие между философией и мистикой. Если философия оценивалась как универсальное, всеохватное сознание, то мистика зачастую воспринималась как сугубо индивидуальное, хотя и распространенное переживание. Подчеркивалось, что философия, в отличие от мистики, располагает огромным интеллектуальным потенциалом, ментальной изощренностью. Мистика же вообще не апеллирует к разуму, поскольку имеет дело с явлениями чувственного мира. Оговоримся, что такое противопоставление философии и мистики не всегда было свойственно европейской культуре. Средневековье было временем возрождения античной мистики, что, несомненно, сказывалось и на оценке данного феномена. Религиозные мыслители России XIX и начала XX в. признавали за мистикой высокий духовный статус. В рассуждениях православных философов мистика — отнюдь не свод наивных иллюзий, слепых верований, помутнений души. Для них это древняя и глубокая духовная традиция. Русские философы без труда различали в культуре разных эпох просветление разума и чудо, веру и знание, прагматизм и романтику, рассудочность и интуицию, упорядоченность духа и экстаз, аскетизм и чувственность... Несмотря на бурное развитие знания, многие люди до сих пор верят в существование иных миров. Истово собирают сведения о гуманоидах и супербогах из космических цивилизаций. Слово «мистический» часто употребляется в смысле, тождественном по существу со словом «религиозный». Между тем между мистикой и религией существует различие, которое в культурологическом смысле можно считать принципиальным...Столетие только начинается. Философы все еще говорят о процессе секуляризации, который невозможно остановить... Едва ли не все крупные ученые предшествующего века, кроме русских философов, были убеждены, что наука вытеснит религию. Основные идеи автора кажутся подчас пророческими, по крайней мере, значительно опережающими время. Джеймс еще ничего не знал о двух мистических волнах, которые захлестнут мир в грядущем столетии. Раскрывая психологические предпосылки религии, Джеймс упоминал психоанализ. Однако это учение к тому времени еще не выявило свой богатейший потенциал. Автор описывает огромный материк подсознательного. Но Джеймс еще был далек от того, чтобы вооружиться психоаналитическим методом. Он высказал догадку, что подсознательное, поскольку оно не проникает в сознание, предстает перед индивидом как нечто, извне олицетворенное... Это были, вообще говоря, только подходы к психоанализу. И все же Джеймс ясно сформулировал гипотезу, согласно которой разумное сознание — лишь одна из форм освоения мира. Несомненно, существуют и другие способы мироощущения. Они отделены от интеллекта тонкой перегородкой. Сегодня мы называем эти иные «готовые и определенные формы духовной жизни» измененными типами сознания, т.е. мистикой. Без них, по мнению Джеймса, представление о мире не может быть законченным. Более того, как показал Джеймс, нельзя непогрешимо судить о других реальностях бытия только с позиций разума. Итак, дистанция между Джеймсом и современным уровнем знания — почти столетие. Но было бы неосмотрительно, зная о новых исследовательских подходах и открытиях, полагать, будто он интересен только историкам философии. Парадокс, но за эти десятилетия никто из ученых не представил более основательной феноменологии мистики. Затрагивая интимные стороны человеческого духовного опыта, Джеймс ведет нас по лабиринтам духа.
Книга Джеймса до сих пор остается непревзойденной по проникновению в тайны мистического опыта. Попытка выявить признаки мистики, к сожалению, не получила в последующей традиции столь глубокого подхода. Вероятно, первоначальный смысл был связан с обетом хранить молчание, быть посвященным в мистерии. Во времена классической Греции сама тайна, которая скрывалась от посторонних, называлась мистикой. Однако мистика имеет и более узкий смысл. В толковании Джеймса под мистикой подразумевается такой тип религии, который подчеркивает непосредственное общение с Богом, интимное сознание божественного присутствия. Мистика — это религия в ее наиболее напряженной и живой стадии. Такой же точки зрения придерживался позже и немецкий социолог Макс Вебер. Немецкий мистик Р. Штейнер также писал о неизреченности как признаке мистического опыта. В своих работах Р. Штейнер подробно описывает тайный смысл мистерий как феноменов культуры. Мир, окружающий человека, обычно обладает для него статусом реальности. Человек осязает, слышит и видит процессы этого мира. То же, что возникает в душе, не является для него действительностью. Но бывает и так, что люди называют реальными именно те образы, которые возникают в их духовной жизни. В человеке есть нечто, что вначале препятствует ему видеть духовными очами. Когда посвященные вспоминают, как они проходили через опыт мистерий, они ссылаются именно на эти трудности. Мистический опыт неадекватен земному. Неизреченность как признак мистического опыта связана вовсе не с тем, что он укоренен в чувственной природе человека. Скорее, можно говорить о том, что сам этот опыт не имеет конкретных аналогов в земной жизни. Специфика мистических переживаний иная, нежели обычные повседневные впечатления бытия. В них нет различения эмоционального и рационального, ибо этот универсальный опыт целостен, неразделим. Интуитивность — второй признак мистического опыта. Однако можно ли этот признак считать базовым? Ведь интуиция сопровождает и научное творчество, которое едва ли кто может причислить к области мистики. Большинство научных открытий совершается, как известно, самым непредвиденным способом. Рефлексивное мышление действительно тесно связано с творческим порывом. Как показывают эти примеры, без интуиции не может быть человеческого искания истины... Но какова ее собственная роль в обостренном осознании реальности? Выходит, она годится только как подпорка? Не будь разума, она явилась бы слепым поводырем. Интуиция, стало быть, дополняет интеллект, но при этом не может соперничать с ним в постижении мира. Как самостоятельное средство познания интуиция не обладает важнейшими свойствами, которыми можно характеризовать интеллект. Более того, по мнению Джеймса, она идет вразрез с умозаключениями рассудка. Однако сочетание нашей интуиции и разума могло создать такие великие мировые учения, как буддийская и католическая философии. Непосредственное, интуитивное убеждение таится в глубине нашего духа, а логические аргументы — только поверхностное проявление его... В трансе возможны настоящие метафизические откровения. Уже давно интуицию признали базисным природным даром человека, фантазируя, предвосхищая события, он как бы реализует собственную природу.
В современной философии проблема соотношения интуиции и разума обсуждается довольно широко. Много пишут, например, о сопоставлении науки и искусства, интеллекта и творчества. О чем идет речь? Разум не может претендовать на абсолютную истину, но тем не менее результаты его деятельности объективны, тогда как интуиция предельно субъективна. (Джеймс напоминает об общеобязательности выводов разума.) Художественное творчество в известной мере вневременно. Не случайно, скажем, Стендаль или Ван Гог, хотя и отвергали расхожие стандарты общества, в котором они жили, в то же время болезненно воспринимали кардиограмму собственной популярности. Общественное мнение могло свести к нулю ценность их фантазий, — это они понимали прекрасно. Означает ли это, что великие творения науки и искусства в чем-то сходны? Несомненно. Однако, согласно современным взглядам, между ними остается существенное различие. Научное творчество выстраивается по непреложной логике собственного развития. Открытие, подготовленное теоретическим прогрессом, по существу, ждет своего автора. Кроме того, Джеймс указывает на два других признака (помимо неизреченности и интуитивности) мистического опыта, которые, по его мнению, нельзя рассматривать как базовые. Они менее значительны, чем первый, хотя и часто встречаются. Один из них кратковременность. Мистические состояния не бывают длительными. После их исчезновения трудно воспроизвести их в памяти. Однако после многочисленных возвращений они способны обогатить и расширить душу.
Мистические переживания — это как бы кратковременный рейд в иное бытие. Оно не может продолжаться слишком долго. Бездеятельность воли — таков по Джеймсу, четвертый признак мистического опыта. Мистик начинает ощущать свою волю как бы парализованной или даже находящейся во власти какой-то высшей силы. Обладает ли мистическое переживание этим свойством? Возможно, хотя сам же философ подчеркивает, что проникнуть в мистический экстаз иногда можно только с помощью волевых усилий. В современных экспертизах встречаются факты, когда человек, захваченный мистическим опытом, демонстрирует волевые импульсы. Например, усопший хочет вернуться к жизни, и Светоносное существо отпускает его... Как нам представляется, признаки мистического опыта, указанные Джеймсом, не столько демонстрируют его природу, сколько эмпирически описывают его для тех, кто не погружен в подобное состояние. Впрочем, философ и сам обозначает избранную им методику анализа религиозных феноменов. Он пытается понять их не изнутри, а с точки зрения человеческих потребностей, многообразия жизненного опыта. Однако он справедливо указывает: истина мистического характера существует только для тех, кто находится в экстазе. Она непостижима для людей в ином состоянии.
Поможем написать любую работу на аналогичную тему