Расцвет сатирической журналистики в 1769-1774гг., ее общественно-политические и идеологические предпосылки.

Новая полоса в истории русской журналистики совпадает с началом царствования Екатерины 2. К этому времени культурный, идейно-политический уровень русского общества значительно повысился. В конце 1760-х гг. начался новый, интенсивный и очень значительный подъём русской журналистики. Он происходил уже в иных условиях: петровские преобразования укрепились, Россия приобрела большое политическое влияние в Европе, усилилось самодержавие. Перед вторым поколением прогрессивных русских писателей 18 в. встала задача борьбы с наиболее дикими формами самодержавия и крепостничества. Особенно большое влияние на рост общественного самосознания того времени оказал роспуск Комиссии для сочинения проекта Нового уложения. Комиссия эта не оправдала надежд Екатерины, т.к. между депутатами возникло множество споров, особенно по поводу положения крепостных крестьян. В работах комиссии принимали участие многие писатели различных политических убеждений и социальной принадлежности, а потому прекращение работы комиссии вызвало чересчур оживлённые толки. Чтобы успокоить общественное мнение, разъяснить причины роспуска Комиссии и попутно изложить основные принципы правительственной политики, Екатерина решает выпустить сатирический журнал под названием «Всякая всячина» (с 1769 г.).

Выход этого журнала способствовал резкому увеличению количества периодических изданий. Вслед за ним появляются «И то, и сё», затем «Ни того, ни сего», «Поденьшина», «Смесь», «Трутень», «Приятное с полезным» и, наконец, «Адская почта». В них уже нет схематичности и абстрактности, сатирическая журналистика этих лет полна движения, борьбы, резкостей, столкновений, нападок, дерзких намёков. Журналы целили в определённые личности, и даваемые ими условные имена превращались в условленные обозначения определённых лиц. Такая сатира на «лица» не могла не возмутить Екатерину, и начинается длительная и ожесточённая полемика по вопросу о допустимом характере сатиры между ней и неким Правдулюбовым (по мнению Беркова, за этим псевдонимом скрывался издатель «Трутня» Новиков. А.С.). Этот спор постепенно превращался в борьбу за свободное общественное мнение, за право писателей быть рупором интересов народа, а затем незаметно, но неизбежно перешёл в борьбу с самодержавием, точнее, с Екатериной как с нарушительницей идеала истинно добродетельного государя. Кроме того, Новиков и его соратники поставили вопрос о положении крепостных крестьян. Они настаивали на прекращении злоупотребления владельческими правами. Однако их позиция была половинчатой, непоследовательной. В этом споре «Всякая всячина» занимала правый фланг, колеблющаяся и компромиссная «Адская почта» - центр и решительные «Смесь», «Трутень» и «Живописец» - левый фланг. Кроме этого, освещались такие темы, как борьба с бюрократией и с галломанией (подражанием французам) и отношения издателей между собой. Итак, уже появилось стремление бороться с отрицательными явлениями тогдашней действительности с помощью сатиры, хотя и приходилось изображать отрицательные явления современности в обобщённом виде. И здесь выделяются 2 стиля, которые можно назвать классическим (характерен, например, для Новикова) и реалистическим (А.Н. Радищев). Классический стиль, как бы не доверяя способности читателя анализировать литературный материал и делать из него выводы, проделывал весь этот процесс за него: герой получал «говорящее» имя, которое и определяло внутреннее содержание этого персонажа (например, Безрассуд, Надмен, Забылчесть и др.). Принцип обобщения в классическом стиле проявлялся в выделении какой-нибудь черты характера героя и в обозначении этой черты «говорящим» именем. Принципиально иной подход к обобщению находим мы у сатириков-реалистов. Их герои называются Григорий Сидорович, Трифон Панкратьевич, Акулина Сидоровна или – по признаку социальному – старший крестьянин, барин, приказчик. Здесь мы имеем дело не с простым обобщением, а с типизацией. И Трифон Панкратьевич, и Григорий Сидорович – помещики, жестоко эксплуатирующие своих крепостных; однако читатель никогда не спутает одного с другим. В их сатирической характеристике, помимо общих черт помещика-тирана, есть ещё глубоко индивидуальные черты, делающие каждого из них в полном смысле художественным образом.

Но уже к 1770 г. интерес к сатирическим журналам резко падает. Это произошло потому, что наступление реакции сузило круг разрешённых тем. Сатиры на дурных стихотворцев и подражателей французам не могли уже так занять публику, как обличение дурных судей, помещиков и т.д. Самым значительным из сатирических журналов, вышедших в свет после 1769 г., был новиковский «Живописец» (1772 – 1773). Наконец, в 1774 г. выходил последний из журналов данного жанра, также принадлежащий Новикову, - «Кошелёк». Конечно, время было уже не то, и практически единственной темой, освещавшейся в этом журнале, была борьба с галломанией. Вскоре журнал закрыли (возможно, по требованию французского посла), и сатирическая журналистика прекратилась. Причин этому было две. Первая и важнейшая заключалась в том, что неосторожный опыт Екатерины со «Всякой всячиной» показал всю опасность свободы слова для уже столь просвещённой передовой части русского общества, которая решительно пошла на борьбу с самодержавием и крепостничеством. Второй причиной были внутренние события в России 1773–1774 гг., а именно пугачёвский бунт.

 Сущность и ход полемики о целях и задачах сатиры  между журналами «Всякая всячина» и «Трутень».

Разрешая сатиру в листе «Всякой всячины» от 1 января 1769 года, Екатерина II, в первую очередь, преследовала цели управления и направления общественного мнения в нужную сторону.

В восемнадцатом листе «Всякой всячины», который вышел 1 мая 1769 года, императрица определяет сущность сатиры и ее назначение. В этой статье утверждалось, что сатирик должен иметь «сердце доброе и любить человечество». Человеколюбие сделает его снисходительным. Будучи снисходительным, он поймет, что в России нет пороков, а есть лишь общие всему человечеству слабости, нет порочных, а есть лишь несовершенные, а это естественно, ибо «все разумные люди признавать должны, что один Бог только совершенен». Императрица так определила сущность настоящей сатиры: она никогда не должна называть слабость пороком, хранить человеколюбие, не искать людей совершенных и просить у Бога кротости и снисхождения.

Все бы ничего, да только с этими выводами императрицы был не согласен Николай Новиков. В итоге, 26 мая 1769 года вышло первое публичное выступление «Трутня» против «Всякой всячины» - письмо Правдулюбова,  помещенное в пятом листе. Авторство Новикова историками не оспаривается.

Точно так же, как и размышления о сущности сатиры в восемнадцатом листе «Всякой всячины» для Екатерины, письмо Правдолюба для Новикова – это программа, постулат, которые покажут отличия сатиры «Трутня» от той, что проповедует монарх. По мнению Новикова, лживо прикрываться фразами о человеколюбии: «таких людей человеколюбие приличнее называть пороколюбием».

В статье Новиков последовательно отрицает принципы, предложенные Екатериной. Так, «не повинуется» Правдолюбов правилу о том, что писателям гоже только «угождать» читателям. 

Через три дня после выхода пятого листа - 29 мая Екатерина во «Всякой всячине» резко заявила, что «ругательные» возражения журнала отвергает. Монарх не утруждал себя выбором ругательств по адресу его «своевольства», полагая, что он испугается и замолчит. Но Новиков не успокоился.

Второе письмо Правдулюбова вышло в восьмом листе «Трутне» 16 июня. Здесь Новиков говорит об Екатерине как о «прабабке», избалованной и вдобавок плохо владеющей русским языком: «Вся ее вина состоит в том, что на русском языке изъясняться не умеет и русских писаний обстоятельно разуметь не может…».

Особенно прошелся Новиков по неосторожно оброненной Екатериной фразе о том, что она «уничтожает» сатиру, которая ей не по душе: «Госпожа Всякая всячина написала, что пятый лист «Трутня» уничтожает. И ето как-то сказано не по-русски; уничтожить, то есть в ничто превратить, есть слово, самовластию свойственное; а таким безделицам, как ее листки, никакая власть не прилична; уничтожает верхняя власть какое-нибудь право другим».

В восьмом листе «Трутня» Новиков помещает также и письмо Чистосердова. Там автор делает вывод о том, что сатира «прабабки» не только несостоятельная, но и грозит тем, кто с ней не согласен, полицейским террором: «Такая-де смелость не что иное есть, как дерзновение». Новиков даже меняет первоначальный эпиграф к журналу («Они работают, а вы их труд ядите») на  новый – «Опасно наставленье строго, где зверства и безумства много».

Этим эпиграфом Новиков декларирует две вещи. Во-первых, воинственный настрой монархии по отношению к вольнодумцам. Во-вторых, что он не боится и готов и дальше давать «строгие наставления».

В ответ Екатерина в очередном листе журнала от 19 мая написала: "Ничто так не подло и уничтожения достойно, как потаенно поносити человека". Через номер, Екатерина под псевдонимом Тихона Добросоветова обращается к "Трутню", пробуя увещевать его, призывая смириться и действовать по новым, усиленно рекомендуемым ею правилам. Рекомендации эти так и называются: "правило, предписанное всем сочинителям", извлеченное из письма Добросоветова к господину сочинителю "Трутня".    "Высочайшая" инструкция определяла: 1) каким должен быть сочинитель и 2) что обязан изображать сочинитель.

   По первому пункту сочинителю вменялось в должность быть "добросердечным", чтобы "во всех намерениях, поступках и делах" блистала "красота души добродетельного и непорочного человека". Поэтому он лишь "изредка касается к порокам, чтобы тем под примером каким не оскорбити человечества".

   Второй пункт приказывал сочинителю "поставить пример в лице человека, украшенного различными совершенствами, то есть добронравием и справедливостию, описывать твердого блюстителя веры и закона, хвалить сына отечества, пылающего любовию и верностию к государю и обществу, изображать миролюбивого гражданина". "Вот славный способ исправляти слабости человеческие".

Это уже была капитуляция перед сатирой и требование от журналов заниматься примерно тем же, чем занимались французские поклонники монархини - "создавать ей алтари".

21 июля Новиков печатает злую сатиру на суд - историю о том, как у судьи украли часы. 4 августа он печатает второе письмо дяди к племяннику, в котором дядя вслед за Екатериной плутни свои цинично называет слабостью.

 Ответ от «Всякой всячины» последовал уже через неделю.  28 августа «Всякая всячина» выступила с защитой русского самодержца. Екатерина, укрывшись под псевдонимом Патрикия Правдомыслова, прямо объявила, что пишет эту статью с целью защиты от нападок «Трутня»: «Рассудил за нужное сие к вам написать для того, что некоторые дурные шмели на сих днях нажужжали мне уши своими разговорами о мнимом неправосудии судебных мест».

Все письмо построено как ответ на новиковские рассуждения, что в России нет «златого века», что неправосудие господствует, и потому именно, что оно находится под высочайшим покровительством.

Правдомыслов (перефразированная «копия» Правбулюбова) пытается реабилитировать Екатерину. Он доказывает, что она «сама справделива», а век ее правления – «златый» для России. Новиков добился почти невозможного: монарх вселюдно извинялся за необдуманные слова, брошенные в адрес просветителя.

8 сентября в двадцатом листе Новиков выступает с главной своей статьей.  В центре статьи Новикова - образ коронованного автора, основной чертой которого является «неограниченное самолюбие». Автор открыто критикует политическую игру Екатерины в просвещенного монарха, объясняет читателю, сколь реакционна позиция правительственного журнала, занявшегося пропагандой вздорной и политически несостоятельной легенды о просвещенном характере екатерининского "самодержавства".

11 сентября выходит очередной лист «Всякой всячины», который начинается полной эмоций фразой: «На всех не угодишь!». Екатерина предлагает Новикову «покинуть» чтение ее сочинений, если они ему нравятся. Екатерина не предлагает путей решения проблем, о которых говорит Новиков, она предлагает ему просто удалиться со сцены. Менять она ничего не собиралась.

15 октября Новиков в «Трутне» рассуждает о критике и ее перспективах в России. Просветитель замечает, что не хочет быть «ласкателем», который за чистую монету принимает все высказывания самодержца.
Через месяц, 15 декабря Екатерина рассуждает о «гордости некоторых людей». О том, что гордость – не что иное, как непристойный поступок. А Новиков, судя по умозаключениям императрицы, болен горячкой.
В листе от 9 февраля 1770 г. Новиков оригинально отвечает «Всякой всячине»: «Письмо г. Правдулюбова напечатано не будет. Оно задевает «Всякую всячину» и критикует господина сочинителя за то, что от критики свободно».
И уже в листе от 27 апреля Новиков то ли с искренней горечью, то ли с иронией прощается с читателем: «Против желания моего, читатели, я с вами разлучаюсь; обстоятельства <…> тому причиной». Журнал был закрыт.