Эпопея и роман: проблемное поле теории.

Поэтика: Словарь актуальных терминов и понятий. М., 2008.

Эпопея – полуфольклорный, полулитературный жанр, древнейший вариант большой эпической формы, источником которого служит национальное предание, а структуру характеризуют:  1) «абсолютное прошлое» как предмет изображения; 2) благоговейная установка потомка как произносителя эпического слова; 3) абсолютная эпическая дистанция, отделяющая изображенный мир от времени певца и его слушателей и 4) абсолютное равенство себе и сплошная овнешненность героя…

Роман – первоначально: произведение, написанное на романском языке, т.е. на латыни; жанр, принадлежащий – наряду с эпопеей – к большой эпической форме и, в противоположность ей, не имеющий канона; внутренняя мера романа определяется следующими тремя структурными особенностями: его речевой структуре присуща «стилистическая трехмерность»; мир персонажей и сюжетное событие отнесены к «настоящему в его незавершенной современности», а зона построения образа» героя – это «зона максимально близкого контакта с незавершенной современностью» (М. М. Бахтин)

То, что два жанра аналогичны по своей функции, но связаны с исторически различными и даже противоположными мирами, состояниями человека и общества, это было вполне ясно сформулировано еще Ф. фон Бланкенбургом, так что знаменитое гегелевское определение романа как « «современной эпопеи гражданского общества» представляет собой скорее цитату из известного автора, чем возвещение собственного открытия. Зато у Гегеля соотнесение романа с новой исторической эпохой оборачивается определенной трактовкой противоречия, лежащего в основе нескольких вариантов сюжета, типического для этого жанра, т.е. разработкой поэтологической категории коллизии.

Однако в центре его внимания все же не поэтика, а философско-историческая проблема «отчуждения»: органически цельному миру и человеку «изначального эпоса» противопоставляется современный мир, в котором противостоят друг другу готовый (а потому «прозаический») строй внешних жизненных отношений и независимая от него внутренняя жизнь личности («поэзия сердца»). Роман рассматривается как форма искусства, призванная восстановить утраченное единство внутреннего и внешнего, человека и мира. Отсюда и трактовка сюжета как изображения духовной активности или становления личности героя, вплоть до перехода его на иную, более высокую точку зрения на мир.

Именно этот аспект гегелевской теории романа получил продолжение и развитие в концепции выдающегося венгерского философа Г. Лукача. С его точки зрения, «роман — эпопея эпохи, для которой экстенсивная тотальность (всеобщность) жизни перестала быть очевидной, а потому тотальным становится образ мыслей»; «эпопея воплощает замкнутую в себе жизненную тотальность, роман пытается вскрыть и восстановить формирующуюся скрытую всеобщность жизни». Очевиден перенос — вслед за Гегелем — акцента на активность «познающего» и «ищущего цели» субъекта. «Формоопределяющей основой романа» признается «психология героев: она является искомым»; герой романа «возникает из этой чуждости внешнему миру».

Принципиальное отличие теории романа, созданной М. М. Бахтиным, от концепций его предшественников состоит в том, что структура романа для него не художественная иллюстрация к философско-историческому противопоставлению античного мира и «гражданского общества». Наоборот, различные «ценностно-временные координаты» героя и его мира характеризуют, с точки зрения этого ученого, кругозор самих творцов эпопеи или романа. Историческое время впервые становится категорией поэтики и рассматривается как предмет эстетического «освоения» жанром. Исходной точкой в определении специфики жанра становится не герой и не сюжет, а речевая структура — романное разноречие: в первую очередь в нем для М.М.Бахтина проявляется непосредственная связь жанра с незавершенным историческим настоящим. Впервые для романа ставится вопрос о «зоне построения образа» — это «зона максимально близкого контакта» автора и читателя с героем. Наконец, жанр как многосторонняя целостность — это и есть форма, которая воплощает «тотальную реакцию автора на целое героя». А потому вопрос о герое романа и о его отличии от героя эпопеи рассматривается в статье «Эпос и роман» лишь в итоге анализа трех структурных особенностей романа.

1941.

Бахтин М. М. Эпос и роман (О методологии исследования романа)

Изучение романа как жанра отличается особыми трудностями. Это обусловлено своеобразием самого объекта: роман - единственный становящийся и еще не готовый жанр. Жанровый костяк романа еще далеко не затвердел, и мы не можем предугадать всех его пластических возможностей.

Роман не имеет канона, как другие жанры.

Роман плохо уживается с другими жанрами. Он борется за свое господство в литературе, и там, где он побеждает, другие, старые, жанры разлагаются. Он пародирует другие жанры (именно как жанры), разоблачает условность их форм и языка, вытесняет одни жанры, другие вводит в свою собственную конструкцию, переосмысливая и переакцентируя их.

Бахтин находит три основных особенности, принципиально отличающих роман от всех остальных жанров: 1) стилистическую трехмерность романа, связанную с многоязычным сознанием, реализующимся в нем; 2) коренное изменение временных координат литературного образа в романе; 3) новую зону построения литературного образа в романе, именно зону максимального контакта с настоящим (современностью) в его незавершенности.

Сопоставление романа с эпопеей:

Эпопея как определенный жанр характеризуется тремя конститутивными чертами: 1) предметом эпопеи служит национальное эпическое прошлое, абсолютное прошлое; 2) источником эпопеи служит национальное предание; 3) эпический мир отделен от современности, то есть от времени певца (автора и его слушателей), абсолютной эпической дистанцией.

Мир эпопеи - национальное героическое прошлое, мир начал и вершин национальной истории, мир отцов и родоначальников, мир первых и лучших. Эпопея никогда не была поэмой о настоящем, о своем времени. Эпопея как известный нам определенный жанр с самого начала была поэмой о прошлом, а имманентная эпопее и конститутивная для нее авторская установка есть установка человека, говорящего о недосягаемом для него прошлом, благоговейная установка потомка.

Эпическое прошлое недаром названо абсолютным прошлым, оно, как одновременно и ценностное (иерархическое) прошлое, лишено всякой относительности, то есть лишено тех постепенных чисто временных переходов, которые связывали бы его с настоящим. Уничтожить грань между прошлым и настоящим - значит уничтожить форму эпопеи как жанра. Но именно потому, что оно отгорожено от всех последующих времен, эпическое прошлое абсолютно и завершено. Эпическое прошлое, отгороженное непроницаемой гранью от последующих времен, сохраняется и раскрывается только в форме национального предания. Эпический мир абсолютного прошлого по самой природе своей недоступен личному опыту и не допускает индивидуально-личной точки зрения и оценки.

Благодаря эпической дистанции, исключающей всякую возможность активности и изменения, эпический мир и приобретает свою исключительную завершенность не только с точки зрения содержания, но и с точки зрения его смысла и ценности. Эпический мир строится в зоне абсолютного далевого образа, вне сферы возможного контакта со становящимся, незавершенным и потому переосмысливающим и переоценивающим настоящим.

Современная действительность была действительностью низшего уровня по сравнению с эпическим прошлым. Менее всего могла она служить исходным пунктом художественного осмысления и оценки. Современная действительность, текучее и преходящее, низкое, настоящее - эта жизнь без начала и конца была предметом изображения только в низких жанрах. Но прежде всего она была основным предметом изображения в обширнейшей и богатейшей области народного смехового творчества. Именно здесь - в народном смехе - и нужно искать подлинные фольклорные корни романа. Именно здесь складывается принципиально новое отношение к языку, к слову. Абсолютное прошлое богов, полубогов и героев здесь - в пародиях и особенно в травестиях - осовременивается: снижается, изображается на уровне современности, в бытовой обстановке современности, на низком языке современности.

Из этой стихии народного смеха на классической почве непосредственно вырастает довольно обширная и разнообразная область античной литературы, которую сами древние выразительно обозначали как область серьезно-смехового. Жанры, охватываемые понятием серьезно-смехового, являются подлинными предшественниками романа. Впервые предмет серьезного литературного изображения дан без всякой дистанции, на уровне современности, в зоне непосредственного и грубого контакта. Смех уничтожает эпическую и вообще всякую иерархическую - ценностно-удаляющую - дистанцию. Смех уничтожает страх и пиетет перед предметом, перед миром, делает его предметом фамильярного контакта и этим подготовляет абсолютно свободное исследование его.

Перемещение временного центра художественной ориентации, ставящее автора и его читателей, с одной стороны, и изображаемых им героев и мир, с другой стороны, в одну и ту же ценностно-временную плоскость, на одном уровне, делающее их современниками, возможными знакомыми, приятелями, фамильяризующее их отношения, позволяет автору двигаться в поле изображаемого мира, которое в эпосе было абсолютно недоступно и замкнуто.

Роман соприкасается со стихией незавершенного настоящего, что и не дает этому жанру застыть. Романист тяготеет ко всему, что еще не готово. Он может появляться в поле изображения в любой авторской позе, может изображать реальные моменты своей жизни или делать на них аллюзии, может вмешиваться в беседу героев, может открыто полемизировать со своими литературными врагами и т. д.

Эпопея равнодушна к формальному началу, может быть неполной (то есть может получить почти произвольный конец). Абсолютное прошлое замкнуто и завершено как в целом, так и в любой своей части. Поэтому любую часть можно оформить и подать как целое. Специфический интерес продолжения и интерес конца характерны только для романа и возможны только в зоне близости и контакта.

Михайлов А.В. Роман и стиль

Роман существует на протяжении четырех веков новой европейской истории, или, если прибавить к роману «милетские сказки» - два тысячелетия.

Существуют сомнения в том, что можно сказать нечто общее о стиле романа, - как если бы имелся некий роман вообще, эталон романного жанра, и как если бы любой экземпляр исторически создававшихся романов был причастен к этому эталону.

Михайлов отмечает, что жанр романа бесконечно разнообразен.

В Новое время цель писателя – не слово, объективное, концентрирующее в себе, не слово как функция и отражение риторической формы, жанра – а сама жизнь, действительность, правда. Именно поэтому стилистические решения индивидуальны, неповторимы, их число не ограничено. Облик произведения складывается из взаимодействия писательской личности и правды, «я» и действительности.

Слово понимается как слово, управляемое жизнью, такое слово – прозаическое. Роман понимается как крупный жанр повествования, который позволяет нарисовать жизнь наиболее полно. Роман выступает как финальный жанр реалистической литературы. В нем развертывается все богатство возможных стилистических решений.

Нельзя свести вопрос об общем в стиле романа к функции слова в нем. Роман существовал и в эпоху риторическую (особое, универсалистское  понимание слова как способа постижения действительности и как способа закрепления любого смысла) и в эпоху реалистическую (слово опускается в жизнь, отступает перед жизнью и правдой). Эти два слова противоположны.

Нельзя говорить о какой-либо стилистической определенности жанра романа или хотя бы о границах его стилистических возможностей.

Но несмотря на переменчивость жанра романа, он обладает рядом констант. Роман каждый раз рождается заново как жанр в поле действия этих констант.

Важные исторические темы порождают парадоксальный жанр романа. Они предполагают совмещение противоположного. Это совмещение сохраняется как историческая константа.

Михайлов выделяет четыре исторические темы:

1.роман как риторический и антириторический жанр;

2.роман и проблема повествования;

3.новизна романа и роман как «новость»;

4.Роман как саморефлектирующий жанр. Роман как критика романа.