Респондент J. (паническое расстройство, спровоцированное военным конфликтом, 28 лет, м.)

Работал архитектором (недолго) до того, как был вынужден переехать. С охотой рассуждает о довоенной жизни, с неудовольствием коротко отвечает на вопросы о событиях конфликта. При упоминании панических атак старается шутить, но нервничает и отводит глаза: «Мне бы, на самом деле, было легче, если бы на время панической атаки меня бы просто прятали в кладовку. Сейчас, когда я знаю, что со мной происходит, меня больше волнует, что все начинают пугаться и на меня коситься». Положение осложняется отсутствием постоянного жилья и близких людей.

Об осложнении интервьюирования при панических атаках говорит: «Да, вероятность того, что у меня случится паническая атака, когда я волнуюсь, выше. Хотя часто это бывает без причин. Но если упомянуть войну или какие-то обстоятельства, с ней связанные, у меня как будто станет меньше ресурсов, чтобы ей сопротивляться». J. отмечает, что не хотел бы вообще говорить на эту тему, даже если это очень важно для воссоздания событий или аналитической статьи – ему не становиться легче.

Отмечает важность упоминание в СМИ панического расстройство, но настаивает на том, чтобы это не было применимо к личности отдельного человека (см. приложение № 16).

Непосредственное взаимодействие с людьми с психическими отклонениями подтверждает теоретические выводы о формировании негативного образа психически больного человека в России, продиктованном, в первую очередь, низкой информированностью об особенностях болезней. Также отмечается, что большая часть больных, имеющих достижения в социально одобряемых сферах, готова к взаимодействию со СМИ, но опасается негативной реакции аудитории.