Трактовка гуттеновской идеи Империи и Импраторской Власти в работах российских авторов

Специфический германский империализм позднего средневековья бегло рассматривается во вступительной статье «Германия в первые десятилетия XVI века и Ульрих фон Гуттен», написанной М.М.Смириным: «В течение всего средневековья отдельные районы Германии оставались разобщенными. Ни один из ее городов не смог сделаться экономическим и политическим центром страны, развитие которой шло не по пути образования централизованной феодальной монархии. К XVI веку “Священная Римская Империя германской нации” продолжала оставаться политически раздробленной страной с неустановившимися и в ряде мест спорными границами, в которой господствовали клики территориальных князей». Такое положение в известной степени весьма устраивало папский Рим, поскольку «в странах, вступивших на путь государственной централизации, притязания папства и католического духовенства встречали отпор и со стороны королевской власти. В таких странах католическая церковь вынуждена была идти на уступки и согласиться на сильное ограничение деятельности папских агентов, всякого рода сборщиков денег и продавцов индульгенций. В раздробленной же Германии папы не соглашались ни на какие уступки. Огромные суммы денег шли из Германии в папскую казну через духовных князей и действовавших здесь безпрепятственно продавцов индульгенций». Но не только эта финансовая сторона угнетала национально мыслящих образованных немцев, немецкое дворянство, немецких рыцарей. Епископы и папские агенты в Германии, как правило, итальянского происхождения, в проведении внутренней и внешней политики многочисленных германских государств были чужды общенемецким национальным интересам и никак не содействовали укреплению политического, духовного и культурного единства немецкого народа.

Поскольку в задачи советского академического издания избранной публицистики Ульриха фон Гуттена входила в первую очередь демонстрация «атеистического» и «антицерковного» характера диалогов и посланий поэта-рыцаря, внимательное рассмотрение имперской программы в его трудах в вводной статье исключалось по элементарным цензурно-идеологическим соображениям. В самых общих словах там говорится о политических эволюциях фон Гуттена, а его идеал Империи преподносится в обезличенной транскрипции:

«В XV—XVI веках, в обстановке распада имперских связей, усиления суверенитета территориальных князей и хозяйничанья в стране папской агентуры, немецкое имперское рыцарство быстрыми шагами шло к своей гибели. Оно видело свое спасение в восстановлении старой Империи, так как надеялось, что это привело бы также к восстановлению его былой политической роли. …Гуттен, поддерживая военные планы руководителя рыцарства — Франца фон Зиккингена, был убежден, что успехи гуманистического движения и развитие наук и искусств в Германии приведут к идеологическому и материальному освобождению внутренних сил страны от влияния и хозяйничанья папского Рима. При этом Гуттен рассчитывал, что рыцарство окажется еще способным связать свои сословные интересы с прогрессивным духовным развитием Германии. Поэтому мы наблюдаем у Гуттена сочетание реакционных в своей основе политических планов с энергичной поддержкой умственного движения в Германии; поэтому его произведения глубоко проникнуты патриотическим настроением».

М.М.Смирнин, вероятно, специально несколько суживает практическую идеологию Гуттена, видимо, полагая, что вдумчивый читатель на основании предложенных ниже самих гуттенновских текстов разберется в политических идеалах этого самобытного гуманиста, и потому только совсем чуть-чуть касается их содержания, без прямых отсылок на произведения Ульриха фон Гуттена:

«Особенность гуттеновского подхода к реформации и к вопросу о путях ее реализации, нашедшая свое выражение в диалогах 1519—1520 годов и в произведениях и письмах следующих лет, заключается в том, что движение всех слоев немецкого народа, поднявшегося против романистов, должно быть доведено до открытой войны. Гуттен рассчитывал, что при таком обороте событий руководящая роль в общенародном движении перейдет к военному сословию, то есть к рыцарству. Гуттен был уверен в том, что рыцарство окажется в состоянии объединить все слои народа в борьбе с папским Римом. В этом, как представлялось Гуттену, заключалась сила рыцарства. Вместе с тем Гуттен отдает себе отчет, что различные силы, участвующие в реформационном движении, преследуют свои особые интересы, что для широких масс деревни и города дело идет по существу о борьбе с феодальными порядками, что, следовательно, рыцарский идеал крепостнической Империи, управляемой опирающимся на дворянство Императором, не может их воодушевлять».

Подводя итог беглого обзора ситуации в Германии первых десятилетий XVI века, М.М.Смирин дает такую политическую характеристику Ульриху фон Гуттену:

«Среди ярких фигур борцов и сильных характеров той эпохи важное место принадлежит Ульриху фон Гуттену. Гуттен заслужил это место не своим безпочвенным рыцарским донкихотством, не своей обреченной реакционной мечтой о восстановлении распавшейся средневековой Империи и превращении ее в “дворянскую демократию”, а тем, что в борьбе против униженного состояния Германии, против хозяйничавшей в ней агентуры папского Рима и господства реакционных клик духовных и светских князей он сделался выдающимся борцом за светскую культуру и встал на защиту прогрессивных сил немецкого народа против господствовавших сил мракобесия».

Для полноты обзора надо отметить, что в той же книге после статьи М.М.Смирина помещено краткое слово переводчика диалогов С.П.Маркиша, у которого среди характеристик Ульриха фон Гуттена нас тематически заинтересовала только одна: «провозвестник идеи единства Германии». Вот, пожалуй, пока всё по интересующей нас теме в научном аппарате первого и пока единственного русского отдельного издания произведений Ульриха фон Гуттена.

В избранном тематическом русле гораздо больший интерес для нас представляет более обстоятельная и относительно менее политизированная научная статья В.М.Володарского «Социально-политические взгляды Ульриха фон Гуттена», опубликованная в № 26 ежегодника «Средние Века» — в 1964 году. В самом тоне повествования автор деликатно дистанцируется от назойливых атеистических и агитационных шаблонов, хотя вполне в духе времени регулярно апеллирует к марксистской аргументации, но скорее на уровне фразеологии, в целом придерживаясь позитивистских научных методик.

Поскольку, в силу сложившихся в российской исторической литературе обстоятельств, статья В.М.Володарского оказалась самым значительным произведением по интересующей нас теме, я позволил себе даже простейший количественный анализ, выделив для компьютерного подсчета те места, которые посвящены нашей теме или прямо касаются её, и оказалось, что в статье объемом в 2,16 печатного листа тема Империи занимает более половины — 1,12 печатного листа. Начиная с 1963 года и до конца 90-х годов минувшего столетия творчеству и личности Ульриха фон Гуттена посвящен целый ряд научных статей В.М.Володарского, наиболее значительные из них — «Гуманистические воззрения Ульриха фон Гуттена», «Спор Эразма и Гуттена», «Эрфуртские гуманисты и Реформация», «Ульрих фон Гуттен в зарубежной историографии ХХ века». Это свидетельствует об устойчивости и серьезности интереса этого автора к фигуре Ульриха фон Гуттена и объясняет то, что о политических воззрениях и идеалах поэта-рыцаря он пишет прямо, без излишних идеологических околичностей, свойственных некоторым ученым советской эпохи, хотя и допускает оценочную марксистскую фразеологию, характерную и для статьи М.М.Смирина: «Творчество выдающегося гуманиста Ульриха фон Гуттена отразило исключительную сложность общественных противоречий в Германии эпохи Реформации. Передовые идеи того времени образуют в его работах своеобразный сплав с реакционными иллюзиями немецкого рыцарства».

И всё же, в отличие от М.М.Смирина, В.М.Володарский прямо пишет: «Идеал Гуттена — грандиозная Империя в виде наиболее мощного в Европе политического образования, сердцевину которого составляли бы немецкие земли, но куда были бы включены и территории с иноязычным, в частности с чешским и итальянским, населением. В связи с этими универсалистскими планами Гуттен неоднократно повторяет тезис немецкого рыцарства, воспитанного на разбойничьих агрессиях против соседних народов: немцы — народ, “призванный править целым миром”. В том же универсалистском духе Гуттен переосмысливает популярные в кругах итальянских патриотов идеи единства Италии, прекращения внутренних войн и безконечных вторжений различных иностранных завоевателей: в стихотворном “Послании Италии Императору Максимилиану” (1516) угнетенная Италия взывает о помощи к Императору, говоря: “Или никогда, или только благодаря Тебе станет моя земля свободна” Таким образом, целостность Италии понимается как целостность составной части немецкой Империи. Сила Империи должна быть обезпечена, согласно Гуттену, решительным усилением военно-политической мощи немецкого рыцарства и единодушным подчинением князей отдельных территорий воле Императора. Гуттен связывал, следовательно, вопрос об усилении Империи с необходимостью ликвидации существующей системы политического господства князей». «Утопические планы возрождения универсальной Империи и всестороннего рыцарского контроля над обществом Гуттен связывал с успехом нового этапа намеченных им преобразований — с политической консолидацией Германии и устранением ее зависимости от Рима. Центральное место в творчестве Гуттена заняло обоснование именно той части программы, которая отражала насущные потребности национального развития страны и в основном отвечала интересам широких кругов общественной оппозиции».

Соответственно В.М.Володарский указывает и на систему управления такой Империей и гуттенновское понимание фигуры Императора: «Наилучшей формой политического руководства обществом Гуттен считал могучую Императорскую власть: “ведь времена таковы, — говорит Зиккинген, герой диалога „Уведомитель” (диалог второй, 1521 г.), — что нам нужен Государь решительный и могущественный, и никогда еще робость и медлительность не были до такой степени неуместны в управлении Империей”. Чтобы подчеркнуть величие Императорского титула и мощь, которой должен обладать его носитель, Гуттен прибегал к сравнению власти Императора на земле с властью Бога (Юпитера или Христа) на Небе». «Император для Гуттена — глава рыцарского сословия, за которого рыцари “готовы подвергнуть себя любой опасности”, и в то же время “отец отечества”. “Служить своему Государю и заботиться о благе родины” — для Гуттена понятия взаимосвязанные». «Быть Императором — значит выполнять высокие обязанности; обращаясь к этой теме во второй речи против Ульриха Вюртембергского (1516 г.), Гуттен пишет, что “Германия избирает” Императора для того, чтобы он был “руководителем войн и защитником государства” и не допускал “низвержения общественной свободы”. В этом смысле Гуттен рассматривает Императора как высшего носителя справедливости, задача которого не допускать попрания законов, ибо, где гибнет законность, “идет к гибели все”».

В.М.Володарский справедливо резюмирует: «Таким образом, в работах Гуттена высказаны некоторые идеи, характерные для сложившейся в эпоху Возрождения теории абсолютизма: он требует установления сильной центральной власти, служение которой рассматривается как служение отечеству, и утверждает, что жизнь дворянина принадлежит родине и Государю. Всякое покушение на нее со стороны князей рассматривается как антипатриотическое и антигосударственное действие».

Вместе с тем В.М.Володарский выявляет принципиальные противоречия в отношении Ульриха фон Гуттена к могущественной Императорской власти: «В творчестве Гуттена нашли отражение две противоположные тенденции, характерные не только для немецкого, но и для общеевропейского политического развития того времени: одна из них воплощена в идее решительной политической централизации страны, другая — концепции права дворянства на ограничение любой неудовлетворяющей его власти. В зависимости от политической ситуации в Германии в работах Гуттена подчеркивалось то одно, то другое из этих направлений, причем в последний период жизни он утверждал, что лишь свобода действий дворянства приведет к усилению центральной власти». Сейчас это назвали бы «двойным стандартом» — один для всего общества, другой, корпоративный — для своего сословия. Но при наличии многовековых традиций сословных привилегий дворянства, и самим Гуттеном, и его современниками такое положение не воспринималось как несправедливое противоречие. В.В.Володарский так излагает понимание Ульрихом фон Гуттеном дворянских прав на «свободу» по отношению к Государю Императору: «Если же государственная власть действует вопреки “общей пользе”, превышая или плохо выполняя свои полномочия, то блюститель интересов “свободы” и “справедливости” — свободное дворянство — не только имеет право, но и обязано, по мнению Гуттена, выступить против ущерба “общей пользе” со стороны Государя или его представителей. Зиккинген говорит в диалоге “Разбойники” (1521 г.) от имени рыцарей, что они признают “лишь одного господина — Императора” и называют его “хранителем всеобщей свободы”, но если бы он вздумал несправедливо их притеснять или толкал на какой-нибудь безчестный поступок, они бы “и ему отказали в повиновении”».

«Тираноборческие идеи отстаивания “свободы” постоянно звучали в творчестве Гуттена, начиная с его юношеских произведений, и он действительно имел основания гордо заявить в речи против Людвига Пфальцского (1522 г.): “Ты не можешь не знать, что я рожден, чтобы преследовать тиранов”. До выступления на стороне реформации Гуттен высказывал идеи о праве дворян на сопротивление власти, имея в виду прежде всего князей, но в последний период жизни эти мысли высказывались им и по отношению к Императорской власти. Аргументация, которой Гуттен обосновывал право на выступления дворянства в защиту “свободы”, носила патриотический характер: он пропагандировал идею о превосходстве интересов отечества даже над интересами высших носителей государственной власти: “То, что я забочусь о тебе, — писал он в 1520 году Императору Карлу V, — есть мой долг, а то, что я люблю отечество — благочестие”. Таким образом, церковному понятию pietas, которое по традиции ставилось выше понятия о личном долге, Гуттен придавал гражданский смысл и этим обосновывал необходимость руководствоваться национальными интересами “общей пользы”, как наивысшими соображениями, которым должно быть подчинено чувство личного долга по отношению к Императору. Если Император не проявляет заботы об “общем отечестве”, то “высшее повиновение состоит в отказе повиноваться”».

В.М.Володарский считает, что главной идеологической и политической заслугой Ульриха фон Гуттена было то, что «он выдвинул и с помощью богатой гуманистической аргументации обосновал широкую программу преобразований существовавшего в Германии политического строя, основная часть которой была вполне осуществима. Нам представляется, что в этой программе можно различить два основных этапа реформ. На первом этапе политические изменения должны были касаться самой Германии — ядра империи. Эта часть программы разработана Гуттеном особенно подробно и его предложения здесь исходят из насущных потребностей Германии как национального целого: он хотел добиться полной независимости страны от Рима и объединения ее под властью императора путем ликвидации политического засилия князей. Пропагандируя эту часть программы, Гуттен опирался на свою идею “свободы отечества”, с которой он связывал надежды на расцвет гуманистических наук в свободной Германии. Многие исследователи творчества Гуттена справедливо видят в активной и широкой пропаганде национально-освободительных идей одну из главных заслуг Гуттена перед немецким народом. Не случайно именно эта сторона программы Гуттена пользовалась популярностью среди всей оппозиции. Второй этап реформ, связанный с надеждами Гуттена на возрождение грандиозной империи, намечен в основном лишь в виде общих деклараций… идеи антитурецкого похода». Гуттен «энергично пропагандировал идею активизации имперской внешней политики, рассчитывая, что в ходе военных операций возрастет роль рыцарства, поскольку оно является основной военной силой страны. С другой стороны война потребует “повиновения всех” Императору как “естественному” руководителю походов, что будет способствовать политической консолидации Германии. Гуттен утверждал, что без такого сплочения князей под водительством Императора не только нельзя помышлять об устранении любой внешней угрозы, но и нельзя не опасаться, что из-за княжеских раздоров Германия “погубит сама себя”. Эти идеи обоснованы в так называемой “Турецкой речи”, возникшей в связи с обсуждением “турецкой угрозы” на рейхстаге в Аугсбурге в 1518 году. Основные мотивы, побуждающие Гуттена пропагандировать поход против турок, носят не религиозный, а политический и социальный характер. Гуттен подчеркивает национальное значение предполагаемых военных действий для защиты отечества от угрозы самому его существованию. Кроме того, он объясняет необходимость похода стремлением вывести из страны быстро растущие мятежные элементы, чтобы успешной войной предотвратить угрозу социального взрыва. “Поистине не только с турками у нас война, о князья, — пишет он, напоминая о восстании „Бедного Конрада”, — хотя, если вы захотите, то война будет лишь с турками, ибо если мы обратимся против врагов, то устраним угрозу, которая нависла над нами, весь страх, даже всякое подозрение об опасности”. В целом поход против турок способствовал бы, как надеялся Гуттен, “возвышению славы отечества”, усилению рыцарства, а вместе с тем — и “расширению границ” Империи». «Общеполитическая концепция Гуттена основывается на традиционных рыцарских представлениях о дуалистическом антагонизме “Император — папа”. Эти идеи получают новое освещение и новый смысл с помощью разносторонней гуманистической аргументации».

Вот таково, по В.М.Володарскому, «положительное» содержание имперской идеологической программы Ульриха фон Гуттена, которая не была цельно сформулирована в одном документе, но детали которой были преимущественно рассеяны в критике папского засилия и княжеского своеволия в Германии. Но эти темы, хотя и связанные с нашим направлением, мы опускаем нашем обозрении исследования В.М.Володарского. В заключение этого обзора ключевых цитат мы хотим отметить, что В.М.Володарский мало уделяет внимания рассмотрению мотивации самого Ульриха фон Гуттена, почему его идеалом является Империя и крепкая Императорская власть с опорой на дворянство-рыцарство, уделяя больше внимания практическим перипетиям политической эволюции фон Гуттена.

Вступительная статья Б.И.Пуришева «Немецкий и нидерландский гуманизм» к 33 тому «БВЛ», в который вошли «Письма темных людей», к созданию второй части которых быль напрямую причастен Ульрих фон Гуттен, и пять собственно гуттеновских диалогов, некоторое внимание уделяет и нашей теме. В начале статьи Б.И.Пуришев дает краткую характеристику Германской Империи рубежа XV—XVI столетий, которая по существу совпадает с характеристиками М.М.Смирина: «В стране не было сильной государственной власти. Власть Императора была в значительной мере призрачной. Германия, по сути дела, распадалась на множество независимых государств, будь то “вольные города”, княжества, герцогства и т. п. Крупные феодалы боролись за власть, наполняли страну вечными смутами, то и дело разжигали пламя междоусобной войны. А католическая церковь, пользуясь государственной слабостью Германии, без всякого стеснения грабила страну, стремясь выколотить из населения последний грош. Не удивительно, что самые широкие круги именно в католической церкви видели главного виновника немецкого неустройства. К тому же, ревниво оберегая свои привилегии, церковь всячески противилась любым прогрессивным нововведениям, цепко держалась за все отжившее, темное, косное». При этом автор предисловия отмечает, что критика папского Рима сочеталась с эсхатологическими, апокалиптическими настроениями в образованном обществе Империи: «Немецкие гуманисты предпочитали писать на языке Цицерона и Квинтилиана, этом международном языке тогдашней гуманистической словесности, их старания были направлены прежде всего на то, чтобы очистить Германию от средневекового “варварства” и вдохнуть в нее новые жизненные силы. Это была, по сути дела, патриотическая идея. На рубеже XV и XVI веков уже всем было ясно, что “Священная Римская Империя” нуждается в основательной встряске. Молодой Альбрехт Дюрер запечатлел эти настроения в известном цикле гравюр на дереве “Апокалипсис” (1498). На этих гравюрах Небесные Силы творят Суд и расправу над сильными мира сего, погрязшими в скверне. Ангелы поражают мечами порочных королей, рыцарей, епископов и прелатов».

Согласие с этими общими для германских гуманистов (по сути эсхатологическими) настроениями Б.И.Пуришев находит и у Ульриха фон Гуттена: «Дважды побывав в Италии (в 1512—1513 и в 1515—1517 гг.), он негодует по поводу безмерной алчности папской курии и многочисленных пороков, свивших себе гнездо в католическом Риме. Особенно возмущает его та беззастенчивость, с какой римско-католическая церковь грабит Германию. Гуттен убежден, что и политическая слабость Германии, раздробленной на множество частей, и страдания народа являются прежде всего результатом коварной политики папского Рима, препятствующего оздоровлению немецкой жизни. Поэтому, когда вспыхнула Реформация, Гуттен ее восторженно приветствовал. “Во мне ты всегда найдешь приверженца — что бы ни случилось”, — писал он в 1520 году Мартину Лютеру. “Вернем Германии свободу, освободим Отечество, так долго терпевшее ярмо угнетения!”»

Но при этом Б.И.Пуришев отмечает самобытные особенности политического мировоззрения Ульриха фон Гуттена: «Однако, призывая сбросить “ярмо угнетения”, Гуттен имел в виду не только реформу церковную, к которой стремился вождь бюргерской реформации М.Лютер. С реформацией Гуттен связывал свои надежды на политическое возрождение Германии, которое должно заключаться в укреплении Императорской Власти за счет власти территориальных князей и возвращении рыцарскому сословию его былого значения. Идея Имперской реформы, предложенная Гуттеном, не могла увлечь широкие круги, вовсе не заинтересованные в реставрации рыцарства». Гуттен «призывал немцев к вооруженной борьбе против папистов, осуждал княжеское самовластие и прославлял рыцарское сословие. В 1519 году Гуттен подружился с рыцарем Францем фон Зикингеном, который, подобно ему, мечтал об Имперской реформе. В Зикингене Гуттен увидел национального вождя, способного силой меча преобразовать немецкие порядки. …В диалоге «Разбойники» Франц фон Зикинген защищает рыцарское сословие от обвинений в разбое, полагая, что это обвинение скорее приложимо к купцам, писцам, юристам и, конечно, прежде всего к попам. Но пред лицом испытаний, которые ждут Германию, он призывает купечество забыть о застарелой вражде, разделяющей оба сословия, и заключить союз против общего врага. Но призывы Гуттена, обращенные к бюргерству, не были услышаны. И когда в 1522 году Ландауский союз рыцарей под предводительством Зикингена поднял восстание против князя, архиепископа трирского, мятежных рыцарей не поддержали ни горожане, ни крестьяне. Восстание было подавлено. Зикинген скончался от ран. Гуттену пришлось бежать в Швейцарию, где он вскоре и умер. Закатилась самая яркая звезда немецкой гуманистической литературы. В дальнейшем немецкий гуманизм уже не создавал произведений столь же темпераментных, острых и сильных».

Вот, собственно, и все выбранные места из статьи Б.И.Пуришева, посвященные Имперской идее Ульриха фон Гуттена.

У В.И.Гончаровой интерес к личности и творчеству Ульриха фон Гуттена носит скоре эпизодический, но отнюдь не случайный характер. Наше внимание к этому автору усиливался и тем, что В.И.Гончарова подошла к личности Ульриха фон Гуттена и его наследию в ходе своих исследований проблем Священной Римской Империи. И в свете этого небольшая статья В.И.Гончаровой «Ульрих фон Гуттен об Имперской политике в Италии», опубликованная в сборнике «Культура Возрождения XVI века» (М., 1997), безусловно привлекла наше внимание, в надежде найти там ответы на ряд интересующих вопросов.

В.И.Гончарова отмечает, что имперские идеи Ульриха фон Гуттена находились в кругу аналогичных воззрений его современников: «В своих надеждах на Максимилиана Гуттен весьма близок к воззрениям других немецких гуманистов (Стабия, Пиркгеймера), его оды — это поэтическое предвосхищение знаменитой «Триумфальной арки Императора Максимилиана», над эскизами которой трудился А.Дюрер». В.М.Володарский так же кратко говорит об этом в связи более частным аспектом, отсылая специалистов к авторитетному немецкому изданию: «Идея антитурецкого похода как средства восстановления былого величия Империи разделялась Брандтом, Вимпфелингом, Лохером и другими представителями гуманистического лагеря…»

Правда, В.И.Гончарова уделяет некоторое внимание сопоставлению (и противопоставлению) имперских воззрений Ульриха фон Гуттена и взглядов известного теоретика монархизма политического типа, итальянского мыслителя начала XVI века Никколо Макиавелли: «Макиавелли как представитель интересов итальянской нации был занят поисками сильной личности в самой Италии, причем эталоном ему служила одиозная даже для своего времени фигура Цезаря Борджа. Программа деятельности этой сильной личности в Италии последовательно изложена Макиавелли в его знаменитом “Государе”. До известной степени это тоже призыв к итальянским государям осуществлять политику в общих, а не в своих собственных интересах». Но исследовательница тут же признается, что «вопрос о том, кто из двух великих гуманистов-современников был в своей программе наиболее близок к реалиям эпохи, интересен сам по себе, но выходит за рамки нашей темы».

Большая часть (примерно 2/3) статьи В.И.Гончаровой посвящена изложению политической ситуации на Апеннинском полуострове во время двух путешествий в Италию Ульриха фон Гуттена, взаимоотношениям Императора Максимилиана I с папами и французскими королями, а потом Императора Карла V с аналогичными фигурами. В заключительной части статьи В.И.Гончаровой рассмотрена эволюция Гуттена от политических эпиграмм времени его первой поездки в Италию в направлении к «Указанию на всегдашний образ действия римских епископов или пап по отношению к Германским Императорам.», адресованному Императору Карлу V, но собственно содержанию имперской идеологии Гуттена в этой статье не нашлось места, видимо, по мнению автора, это не имело отношения к заявленной теме. Хотя публикация для нас ценна частными замечаниями В.И.Гончаровой к «Указанию» Гуттена.

«Гуттен …пытается воздействовать на Императора Карла и его брата Фердинанда, доказывая на примерах прошлого невозможность для Императоров мирно сосуществовать с папами в рамках единой Империи из-за исключительно враждебной позиции последних. Для подтверждения выдвинутого тезиса Гуттен приводит многочисленные примеры, взятые им из хроник и охватывающие германскую историю с X по XVI века. Вот только его интерпретация фактов, характеризующих итальянскую политику Императоров, весьма спорна. Совершенно бездоказательно утверждение, что Оттон III «переносил от пап мятежи и измены» чаще других, хотя бы потому, что он умер в 1002 году 22 лет, процарствовав всего шесть лет. За это время было всего два понтификата: его родственника Григория V, политику которого Оттон поддерживал, и его наставника Сильвестра II, с которым Оттона связывали тесные личные отношения. Замечание, что после его смерти папы пребывали в страхе вплоть до правления Генриха IV, также лишено оснований, поскольку преемники Оттона III не вели активной политики в Италии — не было и повода для столкновений. Все это изложено в «Указании господина Ульриха фон Гуттена на всегдашний образ действий римских епископов или пап...», в котором он рассматривает историю взаимоотношений пап и Императоров от Оттона I до Карла V. Происходит как бы персонификация истории имперской политики в Италии — Германию олицетворяет Император, Италию — папа римский. …В “Указаниях...” и трактатах Гуттен постоянно жалуется на причиняемый папами Императорам ущерб. Монархи Германии выглядят подчас довольно жалко. Кардинальное изменение подачи исторического материала связано с изменением задач, которые ставил перед собой Гуттен в разные периоды. Императивом первого периода был откровенный призыв: “Вперед, в Италию!”, императивом второго — “Долой папу римского!”. Реформация совершенно очевидно наложила свой отпечаток и на ученые занятия Гуттена».

К сожалению, составитель данного учебного доклада, не обладая знанием латыни и немецкого языка, не смог сравнить трактовку имперской идеи Гуттена в статьях, например, Володарского и Гончарова с её изложением, скажем, в ранних эпиграммах Гуттена или в его «Турецкой речи», которые пока не переводились на русский язык. Поэтому ему остается перейти к рассмотрению этой идеи в тех произведениях Ульриха фон Гуттена, которые содержатся в произведениях, переведенных на русский язык.