Нужна помощь в написании работы?

В 1929 г., после начала экономического кризиса, НСДАП удалось распространить своё влияние на новые слои населения. Среди них были и рабочие. Но больше всего среди них было промышленных служащих, разочаровавшихся в существовавшем режиме. Победа НСДАП на парламентских выборах 1930 г., показавшая, что она по своему социальному составу становится политической организацией средних слоёв, продемонстрировала также некоторое усиление влияния партии среди отдельных отрядов рабочего класса. Согласно оценочным данным, за НСДАП в эти годы голосовало до 2 млн. рабочих. Около 200 тыс. рабочих состояло в нацистских штурмовых отрядах. Соответственно выросла доля рабочих среди членов НСДАП.

По сравнению с представителями других классов и социальных прослоек, рабочие были представлены в НСДАП незначительно. Доля рабочих среди всех занятых составляла в Германии в 1930 г. 45 %, а в НСДАП – 28 %, т. е. была меньше чуть ли не в два раза. В то же время доля служащих и самостоятельных ремесленников в НСДАП была в два раза выше, чем их доля среди всех занятых. Согласно данным американского социолога Линсета, относящимся к несколько более позднему периоду, удельный вес промышленных рабочих, представленных в НСДАП, составлял 68 % от их удельного веса в обществе. Для служащих это соотношение составляло 169 %, для так называемых самостоятельных (включая предпринимателей и лиц свободных профессий) -187 % и т. д. Следует учитывать и то обстоятельство, что «официальные лица партии часто называли своих соратников рабочими, тогда как на самом деле они ими не были. Подробные местные исследования показали, что в стандартных записях о партийном членстве, сделанных на основании внутренней переписи в партии от 1935 г., процент рабочих, состоящих в партии, был завышен как минимум вдвое».

Но то, чего НСДАП долго не удавалось добиться от квалифицированных и даже неквалифицированных рабочих, она достигла среди растущих масс безработных. В Гамбурге из 4500 членов СА 2600 (почти 60 %) были безработные.

По мнению советских исследователей, приход нацистов к власти «был определён рядом факторов. Первым в их числе следует назвать раскол рабочего класса, не позволивший массовому антифашистскому движению добиться победы. Борьба против наступления фашизма была упорной и самоотверженной, её участники явили замечательные образцы героизма, они достигли определённых успехов в отпоре фашизму, особенно во второй половине 1932 г., но антикоммунизм социал-демократических лидеров не дал стихийно складывавшемуся единому рабочему фронту превратиться в могучую, непреодолимую силу. КПГ сделала многое для того, чтобы добиться единства, но преодолеть сопротивление руководства СДПГ оказалось невозможным». В работах советских историков неизменно присутствовал тезис о том, что лидеры немецких социал-демократов «не только продолжали саботаж антифашистского единства, но и усилили его». П. Ю. Рахшмир доказывал, что установление нацистской диктатуры «не было исторической неизбежностью, определённые альтернативы имелись даже в верхах. Что же касается левой альтернативы, то она имела под собой вполне реальную почву, её осью могло стать единство действий двух массовых рабочих партий. Коммунисты и социал-демократы располагали внушительными силами как в парламентской, так и во внепарламентской сфере. Но социал-демократические лидеры, руководствуясь тактикой «меньшего зла», единству действий рабочего класса предпочли поддержку Гинденбурга, которого они считали противовесом Гитлеру». Правда, советские учёные признавали, что политика тогдашнего руководства КПГ в отношении СДПГ трудно назвать конструктивной: «Нельзя также упускать из виду, что в деятельности КПГ имелись серьёзные недостатки сектантского характера, например, неправильная стратегическая установка на непосредственную подготовку пролетарской революции, хотя необходимых условий для этого не было, использование в пропаганде вредного тезиса о «социал-фашизме», затруднявшего привлечение рядовых членов и приверженцев СДПГ к единому антифашистскому фронту, и др.». революционной ситуации.

Считается, что объединению усилий немецких коммунистов и социал-демократов по организации эффективного противодействия нацистам препятствовал Коминтерн. Период с 1929 по 1933 г. характеризуется для Коминтерна усилением сектантских тенденций, приравниванием социал-демократии к фашизму, полным отказом от идеи объединения в едином фронте с некоммунистическими организациями. В августе – сентябре 1932 г. социал-демократия по-прежнему рассматривалась руководством Коминтерна как «социал-фашизм» и приравнивалась к фашизму с оговоркой, что «…социал-фашисты предпочитают более умеренное и «законное» применение буржуазно-классового насилия, потому что они против сужения базы буржуазной диктатуры». При таких установках возможности для единства действий были ничтожными.

Казалось бы, можно утверждать, что политика Коминтерна косвенно способствовала укреплению позиций национал-социализма. Однако всё было гораздо сложнее. Опубликованные документы Коминтерна показывают, насколько руководство ВКП(б),  лично Сталин курировали КПГ. Обращаясь к этой странице российско-германской истории, нельзя не упомянуть о письме Сталина «О некоторых вопросах истории большевизма», напечатанного в конце октября 1931 г. в журналах «Пролетарская революция» и «Большевик». Немало места в нём отводилось критике германских «левых» за их якобы явный и тайный оппортунизм. Ошибки, конечно, были, но Сталин фактически не увидел положительного вклада руководителей КПГ. Впрочем, догматическую и нетерпимую позицию по отношению к крупнейшей партии немецких трудящихся, социал-демократической партии, занимал не только Сталин, но и Г. Зиновьев, и Н. Бухарин, многие другие советские партийные и государственные деятели.

Действия вождя ВКП(б) оказали пагубное влияние на КПГ. В начале 1932 г. орган КПГ «Роте Фане» опубликовал обширную статью о письме Сталина и его значении для партии. «Ценные указания» вождя были взяты на вооружение. В партии последовали обвинения в различных «уклонах», в буржуазном (социал-демократическом) оппортунизме. Тон задавал Эрнст Тельман, который призывал к разгрому социал-демократии, без чего якобы нельзя разбить фашизм. Не отставал от него и В. Ульбрихт. На пленуме ЦК КПГ в августе 1932 г. он настоял на том, чтобы использовать фактор письма Сталина в борьбе с оппозиционными деятелями внутри партии. И действительно, вскоре Г. Нейман и Г. Реммеле были удалены со своих постов. Немецкие коммунисты сохраняли интерес к письму Сталина весь 1932 г., а это был последний год существования Веймарской республики.

Некоторые видные деятели КПГ и Коминтерна и в это время оставались сторонниками тактики единого фронта. Так, Клара Цеткин 30 августа 1932 г. заявила: «Требование момента -это единый фронт всех трудящихся для того, чтобы свалить фашизм… Перед этой настоятельной исторической необходимостью должны отступить на задний план все волнующие и жгучие разногласия - политические, профсоюзные, религиозные и мировоззренческие… Организация, ясное осознание своих целей трудящимися в борьбе против фашизма - вот ближайшая необходимая предпосылка единого фронта в борьбе против кризисов, империалистических войн и причины их возникновения - капиталистического способа производства». Но планы тех, кто выступал за объединение разнородных политических сил в борьбе против нацистской опасности, остались нереализованными.

Степень готовности КПГ к борьбе против нацистской опасности не следует преувеличивать. Текучесть личного состава партии составила более 50 % только в 1932 г. Это означало, что сотни тысяч немцев были достаточно близки к КПГ, чтобы вступить в неё, однако это также означало, что партия часто оказывалась неспособна обеспечивать верность большинства своих членов больше нескольких месяцев. Партия, состоявшая к моменту вступления Гитлера в должность рейхсканцлера в основном из безработных, испытывала нехватку ресурсов и ослаблялась непостоянством рядовых коммунистов.

После смещения Папеном правительства Брауна - Зеверинга в Пруссии возможность широкомасштабного восстания рабочих, по мнению Ричарда Эванса, стала гораздо менее вероятной, чем до 20 июля 1932 г.:

«Полиция и армия больше не пытались сохранить нейтралитет между военизированными группировками правых и левых. Воодушевленные консерваторами вроде Гугенберrа и Зельдте, они решительно обратились к поддержке правых. В такой ситуации вооружённое восстание рабочего движения оказалось бы самоубийственным. Более того, несмотря на разнообразие местных инициатив, договоренности между рядовыми членами, а также формальные и неформальные связи на всех уровнях, социал-демократы и коммунисты всё ещё не были готовы объединить усилия в отчаянной защите дeмокpaтии. А даже если бы им это удалось, их объединённые силы никак не могли соперничать по численности, вооружению и оснащению с армией, коричневыми рубашками, стальными шлемами и СС. И даже если бы попытка восстания была предпринята, несомненно, её бы ждала такая же участь, что и рабочее восстание, осуществлённое в Вене годом позже и направленное против переворота, в результате котoрого установилась «клерикально-фашистская» диктатура Энгельберта Дольфуса, когда хорошо оснащённые и вооружённые социалисты были раздавлены австрийской армией за считанные дни».

 

Поделись с друзьями