Позитивизм в общественных науках всегда претендовал на монопольную разработку методологии социального познания. В буржуазной социологии XIX в. метод и теория выступали как две взаимосвязанные стороны позитивистского натурализма. С переходом позитивизма на стадию эмпиризма понимание метода претерпевает изменения. Представители второй формы позитивизма (Дж. Ландберг, Р. Бейн, С. Додд), отказываясь от грубого натурализма и редукционизма, свойственных прошлым социологическим концепциям, начинают рассматривать метод безотносительно к содержательной социологической теории как совокупность общих логических принципов и исследовательских нормативов, гарантирующих реализацию в социологии канонов естественной науки. Вопреки провозглашенному требованию освобождения социальной науки от философии, новая форма позитивизма все же сохраняет тесную связь с гносеологическими концепциями прагматизма и эмпириокритицизма.
В области собственно эмпирических исследований методологическая концепция неопозитивизма, сформировавшаяся в трудах Ландберга и его последователей, может быть охарактеризована как радикальный эмпиризм. Его основополагающими принципами служили бихевиоризм, верификация и операционализм, а магистральной линией развития «естественнонаучной социологии» объявлялась математическая социология. Такая методологическая направленность зиждилась на наивной вере в чудодейственную силу «научного метода» и мало считалась с реальной практикой эмпирических исследований. Например, явно утопическим было требование обязательной квантификации социологических данных, в расчет не принимались громадные трудности, возникающие при измерении изучаемых объектов. Математическая теория С. Додда не имела никакой практической пользы и наглядно свидетельствовала о нецелесообразности немедленной квантификации социологии. Аналогичным образом обстояло дело и с бихевиористским подходом. Подавляющее большинство социологов не приняли его и продолжали пользоваться категориями традиционной психологии, апеллирующей к субъективным состояниям человеческой личности. По словам Дж. Маккини, «почти не имеется работ, действительно основанных на этом принципе (радикального бихевиоризма ‑ М.К.), возможно потому, что те вещи, которые он пытался объяснить, нелегко сводятся, если это вообще возможно, к механической циркуляции стимула-реакции». Фактически методологические нормативы Ландберга являли собой не столько конкретные рекомендации относительно использования «научного метода» в социологии, сколько попытку теоретического обоснования возможности его использования. Таким образом из методологической концепции неопозитивизма лишь принцип верификации и операционализм получили распространение в буржуазной социологии, заложив основы «чистого» эмпиризма, чуждого какой-либо теоретической рефлексии. В конечном счете этот тип методологии довольно быстро исчерпывает свои возможности и постепенно эволюционизирует в сторону изучения техники и процедур эмпирического исследования.
Однако по мере распространения в буржуазной социологии эмпирических исследований все яснее начинает выявляться ограниченность методологических принципов неопозитивизма. Их важнейший недостаток состоял в том, что они не обеспечивали интеграции « систематической связи проводимых исследований. Свойственное позитивизму недоверие к теории -повлекло за собой распространение мелких, случайных исследований, научная ценность которых представлялась сомнительной. В 50-е годы в американской буржуазной социологии происходит усиление теоретической ориентации, пропагандируемой сторонниками структурного функционализма, стремящимися на базе этого подхода интегрировать данные эмпирических исследований. Это приводит к постепенному вытеснению радикального эмпиризма более умеренной методологической концепцией. Ее сторонники (П. Лазарсфельд, С. Стауффер, М. Розенберг, Р. Бартон) стремились вести «мирный диалог» с теоретиками, пытаясь тем самым преодолеть кризисную ситуацию, порожденную тенденциями «чистого» эмпиризма. В этот период происходит как бы расщепление прежде единого позитивистского натурализма (в том виде, как он оформился у Дж. Ландберга) на два течения: методологический натурализм перекочевывает в сферу теоретической социологии (метод структурного функционализма), а позитивизм (эмпиристская гносеология) окончательно закрепляется в сфере эмпирических исследований.
Если методологическая концепция радикального эмпиризма являлась побочным продуктом позитивистского натурализма, ориентированного на гносеологию прагматизма, то новая форма методологической теории возникает под непосредственным воздействием философии науки логического эмпиризма, т.е. третьей исторической формы философии позитивизма. Главное отличие нового варианта методологии, возникающей в русле позитивизма — это ее концентрация исключительно на формально-логических аспектах социологического исследования, где значительное место отводится разработке логических приемов обобщения и систематизации эмпирических данных. При этом содержательные, философские вопросы социального познания целиком элиминировались из области методологического анализа. Натурализм и тесно связанный с ним радикальный бихевиоризм, равно как и другие содержательные допущения, свойственные прежнему позитивизму, также исключались из сферы методологии. Речь, следовательно, идет об окончательном устранении из методологии философско-гносеологических аспектов социального познания. Правда, в отличие от радикального эмпиризма новая методологическая платформа включала ряд проблем, связанных с вопросами теоретической ориентации социологического исследования. Она стремилась раздвинуть узкие рамки эмпиризма, с тем чтобы найти возможные логические средства теоретизации социальных исследований. Оборотной стороной методологии «умеренного» эмпиризма явилась выдвинутая Р. Мертоном стратегия построения теорий среднего уровня. Методолог стал восприниматься как посредствующее звено в цепи взаимодействия эмпирии и теории, как человек, изыскивающий средства контактов -между ними. Именно в 50-х годах в период относительно мирного сосуществования эмпиризма и теории структурного функционализма в представлении многих американских социологов начинает складываться образ социологии как единой системы знаний ‑ тот самый образ «научной социологии», которому популярная учебная литература обеспечила «паблисити» и который до сих пор продолжает жить в умах старшего поколения. Мирный диалог теоретиков и эмпириков расценивался многими социологами как наступление долгожданной эпохи единства теории и метода.
Тем не менее в новой методологической концепции, глашатаем которой выступил известный американский социолог П. Лазарсфельд, сохранялась определенная преемственность с позитивистским натурализмом 30-40-х годов. Это в первую очередь относится к центральным гносеологическим постулатам позитивизма (субъективно-идеалистическое истолкование процесса познания, идея единства метода социальных и физических наук, требование ценностно нейтральной социальной науки, модель кумулятивного развития социологии). По признанию Дж. Ландберга, они с Доддом «всегда находили формулировки Лазарсфельда и Стауффера не только приемлемыми, но и лучшими примерами процедуры и результатов естественнонаучного подхода в социологии». Выдвинутая Лазарсфельдом новая концепция методологии покоилась на ряде фундаментальных принципов неопозитивистской философии, что в конечном счете обусловило присущие ей противоречия и недостатки и в «итоге привело к краху идеала единства теории и метода.
В чем же состоит основное содержание новой методологической концепции? Какие новые проблемы социального познания она выдвигает и решает? О ее связи с философией неопозитивизма уже упоминалось, но этот момент требует более подробного освещения. По мысли Лазарсфельда, методология социального исследования аналогична философии социальных наук, последняя же представляет особый раздел в «философии науки». Ссылаясь на неопозитивистское понимание задач философии как деятельности по прояснению смысла и значения научных терминов и понятий, П. Лазарсфельд объявляет двумя главными целями методологии, во-первых, экспликацию, т.е. уточнение смысла и значения используемых понятий и принципов, и, во-вторых, критический анализ существующих и прошлых социологических теорий для выяснения их «научного», т.е. эмпирического содержания. Ближайшей задачей методологии должен быть анализ самого исследовательского процесса, который следует тщательно изучать «в отношении исследовательских процедур и используемых основных допущений, а также способов объяснения, принимаемых в качестве удовлетворительных. Методологический анализ в этом смысле дает элементы, из которых может быть построена будущая философия социальных наук». Методология, следовательно, рассматривается как специфический тип рефлексии по отношению к исследовательским приемам и процедурам, связанный с их оценкой и критическим анализом. Причем Лазарсфельд специально оговаривается, что методология есть аналитическая деятельность, а не система нормативных принципов и предписаний, отгораживаясь тем самым от догматизма предыдущего позитивизма.
В отличие от методологиях«чистого» эмпиризма, фокусировавшейся на анализе технических аспектов исследования и целиком игнорировавшей роль теоретического знания, методология «умеренного» эмпиризма была обращена лицом к социологической теории. Основное внимание здесь уделялось двум главным проблемам: первая относилась к задаче «просеивания» наличного теоретического знания с целью обнаружения эмпирически обоснованных теорий; вторая ‑ сосредоточивалась на разработке логико-методологических средств формирования теоретического знания. И в том и в другом случае основополагающим принципом служил известный неопозитивистский критерий верификации. Он выступал и в качестве «критерия демаркации» научного знания от обыденного и философского познания, и в роли инструмента формирования научной социологии. Что касается проблемы создания эмпирически обоснованной теории, то она осталась нерешенной ввиду ее чрезвычайной сложности. Напомним, что еще Дж. Ландберг прилагал немало усилий для «очищения социологии от метафизики», закончившихся, как хорошо известно, безрезультатно. Здесь обнаруживается одна интересная закономерность: каждая вновь возникающая форма позитивизма выдвигала эту задачу в качестве первоочередной и, признавая неудачу на этом поприще своих предшественников, тем не менее полностью игнорировала «уроки прошлого». Как правило, инерция позитивистского мышления брала верх.
Что касается второй проблемы ‑ поиска логико-методологических средств систематизации эмпирических данных, то здесь сторонниками «умеренного» эмпиризма были достигнуты известные успехи. Первоначально в область методологической проблематики П. Лазарсфельд включал четыре темы: спецификация исследовательской проблемы, прояснение значения социологических понятий, логическая структура социологических обобщений и природа социологических данных. Но в процессе дальнейшего развития этой методологической концепции в центр внимания начинают перемещаться вопросы логики формирования социологической теории. Данная сторона методологической программы «умеренного» эмпиризма нашла свое дальнейшее развитие в работах Г. Зеттерберга и Г. Блейлока, выступивших с идеей использования в социологии аксиоматико-дедуктивного метода.
Методологическая концепция «умеренного» эмпиризма характеризуется некоторым отступлением от догматов операционализма, требовавшего использовать в социологии понятия и представления, могущие быть измеренными, подсчитанными и т.д. Однако влияние операционализма, несомненно, сказывается в ряде ее основополагающих принципов. Правда, область применения операционального подхода и связанных с ним процедур верификации и измерения ограничивалась лишь сферой эмпирических исследований, «микросоциологией». Другое существенное отличие от радикального эмпиризма связано с признанием необходимости построения в социологии дедуктивных теорий, включающих в свою структуру некоторые неверифицируемые допущения (аксиомы). Эта последняя особенность «умеренного» эмпиризма легла в основу целого движения современной американской социологии ‑ «конструирования теорий» (theory construction).
Однако в ходе развернувшегося после второй мировой войны диалога эмпириков и теоретиков возникли многочисленные трудности, порожденные различными познавательными установками. Первая проблема, с которой столкнулись «умеренные эмпирики» в процессе поиска соединительных мостков между теорией и эмпирией, ‑ это частичное несовпадение языка эмпирических исследований и социологической теории. Дело в том, что понятийный словарь эмпирического исследования складывается главным образом из так называемых переменных (variables) понятий, обладающих классификационными (измеряемыми) свойствами. Примерами такого рода терминов могут служить понятия «уровень доходов», «уровень образования», «возраст» и т.д. Система же теоретического знания формируется в основном из категорий и родовых понятий, обладающих очень высоким уровнем абстракции, таких, как «государство», «политическая власть», «роль», «норма» и т.д.
По этой причине проблема взаимосвязи эмпирического и теоретического решалась лишь в отношении к общим для обоих уровней переменным как задача выяснения (экспликации) их эмпирического содержания. Вопрос о взаимоотношении категорий, базисных социологических понятий с эмпирическим уровнем не рассматривался по причине их чрезмерной абстрактности и непереводимости в эмпирические термины. Таким образом, к теоретическому уровню методологии эмпирического исследования относились только общие переменные, которые, хотя и обладают высокой степенью обобщения, но тем не менее могут быть представлены определенным набором наблюдаемых признаков.
У П. Лазарсфельда концептуальный уровень и уровень наблюдаемости связывались с помощью процедуры экспликации, представленной рядом последовательных действий вплоть до формирования индексов. У Зеттерберга для этой цели применяется метод «дефиниционной редукции», т.е. постепенное понижение уровня обобщения исходных теоретических допущений до операционального уровня с помощью дедуктивного вывода. Блейлок предлагает метод построения особых причинных моделей, способствующих переводу вербальной теории в математическую форму. Несмотря на определенные различия в указанных подходах, их авторы разделяют общую неопозитивистскую идею ‑ требование редукции теоретических терминов к предикатам наблюдения, т.е. непосредственно наблюдаемым характеристикам. Известно, что в классической форме эта проблема была поставлена неопозитивистами Венского кружка, и, хотя в работах указанных ученых не всегда присутствуют явные сноски на работы логических позитивистов, идейное родство с ними налицо. Оно в общем-то никогда не отрицалось буржуазными социологами. Вместе с тем нельзя не видеть реального значения данной проблемы, поставленной самим ходом развития эмпирических исследований и решение которой отнюдь не обязательно должно быть связано с философией неопозитивизма. Но нас интересует прежде всего не вопрос выяснения реальной ценности предложенных буржуазными социологами процедур (это должно быть темой специального исследования), а вопрос о том, в какой мере исходные позитивистские постулаты повлияли на решение буржуазными методологами проблем взаимосвязи эмпирического и теоретического уровней социологии.
В описанных выше процедурах редукции теоретических понятий заметно стремление их авторов преодолеть ограниченность ортодоксального операционализма, особенно у методологов, выдвигающих задачу построения в социологии дедуктивных теорий. Отступление от догматов операционализма они видят в том, что исходные положения дедуктивной теории (не совсем точно именуемые аксиомами) не могут быть эмпирически проверены. Отсюда, между прочим, может быть сделан вывод, что исходные понятия теории должны определяться в рамках более общей социологической концепции, но методологи эмпиризма исключают из сферы своего анализа подобные вопросы и тем самым значительно обедняют предлагаемые процедуры. Как правильно отмечает Г.М. Андреева, свойственный позитивистским методологам «отказ от содержательного анализа понятий в социологическом исследовании снижает ценность сколь угодно тщательно разработанной самой логической процедуры».
Что касается установления взаимосвязи базисных теоретических категорий с понятиями эмпирического уровня исследования, то такая постановка проблемы с порога отвергается. А ведь именно эти понятия определяют качественное своеобразие теоретического уровня. Без подключения их к дедуктивным теориям трудно говорить о специфическом теоретическом содержании последних. Ограниченность позитивистского подхода к построению теорий как раз и проявляется в том, что его сторонники очень узко трактуют теорию, понимая под ней систему логически взаимосвязанных переменных. В состав теории по преимуществу включаются только такие термины и понятия, которые могут быть эмпирически интерпретированы, т.е. выражены в операциональных определениях. Познавательная ценность теоретических утверждений определяется исключительно под углом зрения их эмпирического содержания, а главная методологическая задача сводится к нахождению логических средств перевода значений теоретических терминов в эмпирически фиксируемые признаки. По этой причине специфика теоретического уровня утрачивается, за ним остается только функция логической упорядоченности эмпирических обобщений, ибо понятия, входящие в состав теории, в сущности, не имеют специфического теоретического значения. Последнее может быть установлено только путем расширения границ теоретического уровня, включения в него и номинальных определений, но такое решение отвергается представителями неопозитивизма как противоречащее их исходным гносеологическим установкам.
Поможем написать любую работу на аналогичную тему