Иррациональный поток жизни, открывающийся внутреннему взору человека, и есть, по Дильтею, «последняя» реальность общества. Непосредственность внутреннего переживания есть критерий его достоверности, противостоящей «проблематичности» естественнонаучного познания. «Природа чужда нам,— пишет Дильтей... Общество же ‑ это наш мир... Игру взаимодействий в нем мы сопереживаем силами всей нашей сущности, так как мы сами, изнутри, в живом беспокойстве познаем состояния и силы, из которых строится его система». Именно это сопереживание и постижение Дильтей именует «пониманием» (das Verstehen).
Внутренний опыт становится для Дильтея главным источником, а интроспекция ‑ важнейшим методом познания человеческой реальности. Однако он понимал несовершенство интроспекции и невозможности обоснования объективного знания на столь шатком фундаменте. Собственный внутренний опыт, полагал Дильтей, должен быть дополнен постижением внутреннего мира других людей. Дильтей обращается к исследованию проявлений, объективации внутренних состояний других индивидов и конкретизирует проблему понимания следующим образом: понимание ‑ это «процесс, в котором душевная жизнь познается через свои чувственно данные проявления». Или в несколько другом варианте: «Мы называем пониманием ...процесс, в котором мы из знаков, чувственно данных нам извне, познаем внутреннее». Объективации интересуют Дильтея не как таковые. Они для него лишь знаки, шифры более или менее чуждого индивиду духовного мира другого, нуждающегося в истолковании, интерпретации. Между субъектом понимания и пониманием индивида должно существовать нечто третье ‑ медиум, посредник, ключ к шифру. Таким медиумом становится для Дильтея объективный дух, представляющий собой «расчлененный порядок», т.е. соответствующим образом структурированный. Элементами этой структуры выступают право, религия, язык, всякого рода образцы поведения, т.е. культурные символы различных типов человеческой деятельности. Единичные объективации схватываются субъектом понимания при посредстве объективного духа, в котором они выступают уже как принадлежащие сфере общего, некоему типу. Но эта типизация не есть рациональное научное конструирование, ибо ее последний критерий ‑ переживание: «В науках о духе каждое абстрактное положение должно получать свое оправдание через связь с духовной жизненностью, как она дана в переживании и понимании».
Философию Дильтея относят обычно к гегелевской традиции. Но его гегельянство ‑ это гегельянство эпохи империализма. Место гегелевской диалектики, явившейся вершиной буржуазного рационализма, занимает у Дильтея иррациональная диалектика «жизни», а в теории познания господствует субъективно-идеалистический эмпиризм. Именно конкретизацией этого субъективного эмпиризма в области методологии общественных наук и стал дильтеевский принцип понимания. Со времен Дильтея и по сию пору для всех теорий понимания как в немецкой, так и в американской социологии характерна или в качестве имплицитной посылки, или как сознательная позиция тенденция к субъективному эмпиризму, объявляющая внутренний опыт основой и критерием социального познания. В этом, по нашему мнению, заключается первая важная особенность концепции понимания Дильтея, свойственная также и всем последующим теориям понимающей социологии.
Второй существенной чертой дильтеевской концепции выступает ее принципиальная антисоциологичность. Дильтей боролся не за «очищение» социологии, не за аутентичное понимание этой науки. Он вообще отрицал правомерность существования социологии, называя в качестве своих идейных противников социологов-позитивистов и органицистов! (О.Конт, Г. Спенсер, П. Лилиенфельд и др.). Борьба против натурализма и объективизма в социологии превратилась у Дильтея в борьбу против социологии как таковой. В этом есть глубокий исторический смысл, ибо последовательное проведение точки зрения понимания влечет за собой отрицание возможности объективного социального познания, т.е. отрицание возможности социологии как науки. В данном отношении Дильтей оказался последовательней своих учеников, боровшихся с существующей социологией под флагом «истинной» социологии, с наукой под флагом «аутентичной» науки. Нынешняя понимающая социология претендует на объяснение места социальной науки в структуре социального бытия, на выявление ее корней в «жизненном мире», но объективно она служит отрицанию социологии как науки, ее конечные выводы в принципе совпадают с выводами Дильтея.
Концепция Дильтея стала первой попыткой разработать гносеологически и методологически обоснованную теорию понимания. Именно потому, что она была первой, она оказалась прямой реакцией на стремление к объективному, к научному познанию общественной жизни. В ней отчетливо проявились черты, которые в ходе дальнейшего развития понимающей социологии оказываются как бы скрытыми, замаскированными: идеализм, субъективизм, релятивизм, антинаучность. Субъективизируя понятие «социального», отрицая возможность объективного познания общества, дильтеевская концепция понимания снимает как бессмысленный самый вопрос о необходимости сознательной революционной деятельности по преобразованию общества. В этом своем аспекте теория Дильтея выполняет определенную идеологическую функцию, состоящую в защите и оправдании status quo буржуазного строя. Дальнейшее развитие понимающей социологии при всем разнообразии теоретических подходов и принципов демонстрирует полное единство с концепцией Дильтея в том, что касается ее идеологических выводов.
Но об этом ‑ позже. Пока же нам следует выяснить, какие особенности действительного человеческого познания и действительной человеческой деятельности позволили Дильтею строить систему социального познания на фундаменте гносеологии субъективного эмпиризма? Другими словами: нам предстоит выявить гносеологические корни дильтеевской концепции понимания.
Дильтей, так же как и другие современные ему теоретики понимания (И. Дройзен, Т. Ранке, Ф. Шляйермахер и др.), особенно настойчиво подчеркивали некое особое, «интимное» отношение субъекта и объекта познания в социальных науках. «Природа чужда нам... Общество же — это наш мир»,— пишет Дильтей в цитированном выше фрагменте. Человек может истинно познать только то, что он сделал сам, утверждал в «Новой науке» Дж. Вико, который ныне считается основателем традиции герменевтики и понимания. В этих и многочисленных других подобного рода высказываниях познание природы противопоставляется познанию общества. Особенностью наук об обществе в отличие от наук о природе считается такой характер познавательного отношения, где объект в некотором роде тождественен субъекту познания, или где по крайней мере субъект познает лишь то в объекте, что родственно, близко ему по своей природе.
Подобное разделение проводится Дильтеем a priori как не подлежащее дальнейшему исследованию, оно выступает в качестве посылки, из которой развертывается затем вся теоретико-методологическая система обществознания.
Разумеется, социальное познание, т.е. познание социальных явлений, имеет свою специфику, свои особенности, которым нет аналога в естественнонаучном познании. Так что в некотором смысле можно говорить о двух взаимосвязанных типах познания. Но нельзя противопоставлять их абсолютно. Дильтей упустил из виду, что различие этих типов познания носит исторический характер, а значит — не абсолютно. Кроме того, как в одном, так и в другом случае, познание представляет собой изучение объективных явлений и закономерностей и, хотя отношение «объект — субъект» реализуется по-разному в естественнонаучном и социальном познании, тождества субъекта и объекта не существует ни в одном из этих типов познания.
Искаженное представление о взаимосвязи субъекта и объекта в социально-научном познании возникло в понимающей социологии Дильтея вследствие неверного понимания природы и функций практики. Еще К. Маркс писал, что в процессе трудовой, чувственно-практической деятельности происходит опредмечивание сущностных сил человека, окружающий мир становится «действительностью человеческих сущностных сил, человеческой действительностью и, следовательно, действительностью его собственных сущностных сил, все предметы становятся для него опредмечиванием самого себя, утверждением и осуществлением его индивидуальности, его предметами, а это значит, что предмет становится им самим». Таким образом, познавая в процессе практической деятельности предмет, человек как бы познает частицу самого себя. Однако из этого совсем не следует вывод о тождественности субъекта и объекта познания, так как между ними стоит активность субъекта, практика. Но именно такой вывод и делает Дильтей исходя из гегелевского понимания сущности практики как духовной деятельности.
В противоположность Гегелю (и Дильтею), видевшему в объекте не более, чем отчужденное самосознание, стоявшему, следовательно, на позициях тождества бытия и мышления, Маркс говорил о так называемой внутренней мере предмета, т.е. его объективной сущности, с которой сообразовывает свою активность деятельный субъект и которая реализуется в познании как мера его истинности. Познание выступает в таком случае как результат активности познающего, но не просто активности сознания, а активности человеческой практики.
Идеалистически истолковав процесс практики, отождествив деятельность с деятельностью сознания, т. е. по существу, с познавательной деятельностью, лишь ценой такой ошибки Дильтей получил возможность расщепить человеческое познание на две абсолютно не связанные друг с другом разновидности: социальное и естественнонаучное ‑ и объявить понимание единственно адекватным орудием социального познания. Позиция Дильтея оказалась антиисторичной (так называемый историзм Дильтея был, по существу, формой релятивизма и не имел ничего общего с подлинно научным историзмом марксистского взгляда на познание) и антидиалектичной, ибо выпячивала, абсолютизировала лишь одну сторону чрезвычайно сложного и многогранного процесса человеческого познания.
Но именно в русле дильтеевской традиции развивалась и развивается поныне понимающая социология. И сегодня для нее характерны воинствующий антинатурализм, субъективный эмпиризм и отождествление в конечном счете познания и деятельности, общественного бытия и общественного сознания.
Поможем написать любую работу на аналогичную тему